– Состарился на службе знатным панам, свое дело знаю!
Тимош, очутившись между двух девушек, почувствовал невообразимое смущение. Язык у него точно прилип к гортани, он не знал, с чего начать разговор. Панна Урсула вывела его из затруднения.
– Пан Тимош уж, кажется, был на Сечи? – спросила она его, исподтишка подмигивая жениху. – Видел татар и бился с ними?
– Н-да, – процедил Тимош. Великолепная панна смущала его еще больше княжны; он чутьем понимал, что она в душе над ним подсмеивалась.
Домна Локсандра робко подняла на него глаза.
– Я ужасно боюсь этих татар, – сказала она, – они часто опустошают границы нашего княжества, жгут, режут и калечат людей. Пан такой молодой, неужели он уже бился с ними?
Нежный, певучий голос девушки сразу успокоил Тимоша. Он без страха взглянул в ее добрые, глубокие глаза и встретил в них столько доброжелательства, столько ласки, что живо овладел своим смущением и начал описывать поход на буджаков с таким увлекательным красноречием, что заставил и Урсулу внимательно слушать. Щеки Локсандры разгорелись, она предлагала вопрос за вопросом; ее пытливый ум быстро схватывал и усваивал рассказ казака, в воображении ее живо рисовались степь, ширь, свобода, битвы и победы; в ней заговорила албанская кровь, ей хотелось самой быть казаком, все это видеть и испытать.
– Как чудесно, как хорошо! – восклицала она.
– А пан Тимош хорошо ездит верхом? – вставила Урсула.
– Не знаю, – застенчиво отвечал Тимош, – управлять конем я привык с детства, и, право, я не умел бы сказать, хорошо ли я езжу или нет.
– Я слышал про него как про отличного, неутомимого наездника, – вмешался пан Самуил. – Говорят, он может на всем скаку поднять с земли какую угодно вещицу, будь то хоть самая мелкая монета.
– Ой, ой! – удивилась Урсула. – Это правда, пан Тимош?
– Это вовсе не так трудно! – отвечал Тимош. – Этому мы, казаки, учимся у татар!
Князь Дмитрий не выдержал и вмешался в разговор:
– Я бы советовал панам не слишком доверять казацким рассказам; хваленые подвиги хлопов раздуты ими же самими. А где теперь все эти их герои, где Павлюк, где Гуня, где Скидан, где Остраница? Одни постыдно бежали и пользуются милостью, служа холопами московскому царю, другие не избежали рук правосудия и подверглись достойной казни.
Что-то дрогнуло в душе Тимоша, когда он холодным взглядом смерил своего противника и спокойно ответил:
– Князю Дмитрию менее чем кому-либо следовало бы так выражаться о хлопах. Если он сидит теперь здесь, то этим он только обязан великодушию хлопов, а силою, кажется, он тоже пробовал с ними меряться.
Князь Дмитрий никак не ожидал такого отпора. Дерзкий хлоп напомнил ему то, чего он не любил вспоминать даже наедине с самим собой. Он вспыхнул, потом побледнел и, стиснув зубы, пробормотал:
– Мы с тобой рассчитаемся!..
– После обеда мы попросим пана канцлера позволить нам состязаться в скачке, – сказал Самуил, – а прелестные панны увенчают победителя.
– Ах, да! Это так хорошо! – воскликнула панна Урсула, – только для этого мы поедем на нашу виллу. Не правда ли, домна Локсандра, это прелестно? Хотя вы и не встретите у нас такой роскошной природы, как в Молдавии, а все же теплый воздух, немножко зелени, черешни в цвету, распускающиеся розы, – все это лучше душной городской залы.
Домна Локсандра вполне согласилась со своей собеседницей.
III
Победитель
После обеда панна Урсула просила отца устроить загородную прогулку. Пан канцлер был ею очень доволен за ее любезность с казаками и Локсандрой и охотно дал свое согласие, но отказался сам сопутствовать молодежи, ссылаясь на дела. Началась веселая суматоха; дворецкому приказали взять ужин, причем будущий зять сильно хлопотал, чтобы захватили побольше вина.