– И осушит всякую слезу на их глазах… – задумчиво повторила молодая еврейка. – Говори дальше, мать. Так хорошо звучат твои слова!
– Там они будут жить, – продолжала старуха, – без желаний, подобно ангелам. И они будут видеть Бога, и его мир покроет их, как тень пальм. Они забудут ненависть, и любовь, и страдания, и все, что волновало их на земле. Я много молюсь о тебе, Мирьям: и Господь умилосердится над тобой и причислит тебя к своим.
– Нет, Аррия, – покачав головой, возразила Мирьям. – Лучше уснуть вечным сном. Может ли душа расстаться с тем, что было ее жизнью? Как могу я быть счастливой и забыть, что я любила? Ах, только то, что мы любим, придает цену нашей жизни. И если бы мне пришлось выбирать: все блаженства неба с тем, чтобы отказаться от своей любви или сохранить свою любовь с ее вечной тоской – я не позавидовала бы блаженным на небе. Я выбрала бы свою любовь с ее тоской.
– Дитя, не говори так. Не греши! Смотри, есть ли в мире что-нибудь выше материнской любви? Нет ничего! Но и она не сохранится на небесах. Материнская любовь – это прочная связь, которая связывает навеки. О мой Юкунд, мой Юкунд! Если бы ты возвратился поскорее, чтобы я могла увидеть тебя раньше, чем мои глаза закроются навеки! Потому что там, в царствии небесном, исчезает и материнская любовь в вечной любви к Богу и святыне. А как хотелось бы мне еще хоть один раз обнять его, ощупать руками его дорогую голову! И слушай, Мирьям: я надеюсь и верю – скоро, скоро я снова увижу его.
– Нет, мать, ради меня ты не должна еще умирать!
– Я и не думала о смерти, когда говорила это. Здесь, на земле еще, увижу я его. Непременно увижу, он возвратится той же дорогой, какой ушел.
– Мать, – нежно сказала Мирьям. – Как можешь ты думать об этом? Ведь тридцать лет прошло уже с тех пор, как он исчез.
– И все же он возвратится. Невозможно, чтобы Господь не обратил внимания на все мои слезы, мои молитвы. И что за, сын был мой Юкунд! Он кормил меня, пока не заболел. Тогда наступила нужда, и он сказал: «Мать, я не могу видеть, как ты голодаешь. Ты знаешь, что при входе в старый храм под оливковым деревом спрятаны сокровища языческих жрецов. Отец раз спускался туда и нашел золотую монету. Пойду и я, спущусь насколько возможно глубже, быть может, и я найду хоть немного золота. Господь будет охранять меня». И я сказала: «Аминь». Потому что нужда была тяжела, и я хорошо знала, что Господь защитит благочестивого сына вдовы. И мы вместе целый час молились, здесь, перед этим крестом. А потом мой Юкунд встал и спустился в отверстие под корнями дерева. Я прислушивалась к шуму его шагов. Потом ничего не было слышно. И до сих пор он еще не вернулся. Но он не умер. О нет! Не проходит дня, чтобы я не подумала: сегодня Господь выведет его назад. Разве Иосиф не был долгие годы далеко в Египте? – однако же старые глаза Иакова снова увидели его. И мне кажется, ночью видела его во сне. Он был в белой одежде и поднимался из отверстия, обе руки его были протянуты. Я позвала его по имени, и мы соединились навеки. Так оно и будет: потому что Господь слышит моления сокрушенного сердца, и «надеющиеся на Него не постыдятся».
И старуха поднялась и пошла в свой домик.
«Какая вера! – подумала Мирьям. – Неужели же Тот, Кто в смертельных муках склонил голову на кресте, был Мессия? Неужели правда, что Он поднялся на небо и оттуда охраняет своих, как пастух стадо?.. Но я не принадлежу к Его стаду, мне нет утешения в этой надежде. Мне остается только моя любовь с ее горем. Как! Неужели я буду витать среди звезд без этой любви! Но ведь тогда я не буду Мирьям! Нет, нет, не надо мне такого воскресения. Гораздо лучше быть подобной цветам: расцвести здесь при ярком свете любви, покрасоваться, пока не скроется солнце, пробудившее их. А потом увянуть в вечном покое».