– В таком случае мы должны говорить вместо него, – сказал Витихис. – Знай, грек!.. Запомните это и вы, неблагодарные римляне и коварные равеннцы, что народ готов свободен и не признает над собой господина или судьи на земле. А если среди нас совершается преступление, то мы судим и караем его сами. Даже раба своего мы не позволяем судить чужеземцам, а тем более своего короля.
– В таком случае вы все ответите за его вину. От имени своего императора объявляю вам войну!
Готы радостно заволновались. Старик Гильдебранд подошел к окну и крикнул громадной толпе, собравшейся вокруг дворца:
– Слушайте, готы! Радость! Война с Византией! Тысячи голосов, потрясая оружием, радостно закричали:
– Война! Война! С Византией!
Римляне же молча опустили головы.
– Видишь, грек, – сказал между тем Витихис, – мы не боимся войны и пойдем охотно. Но горе преступнику, который начинает ее без достаточных оснований! Я предвижу кровь, пожары, вижу истоптанные поля, дымящиеся города, бесчисленные трупы, плывущие по рекам. Все это падет на вашу голову, вы начинаете войну. Вся вина падет на ваши головы! Передай это своему императору.
Молча выслушал Петр эту речь и молча же направился к двери. Латиняне вышли вслед за ним, и некоторые, в том числе епископ Флоренции, проводили его до дому.
– Достойный друг, – про говорил горбун, прощаясь с епископом. – Оставь мне письма Теодагада по делу Тейи. Для церкви они уже не пригодны, а мне нужны.
– Возьми, – ответил епископ. – Процесс давно решен, нам они не нужны.
Петр вышел в комнату и прежде всего отправил гонца к Велизарию с приказанием немедленно начать войну. После этого он сел писать Юстиниану и закончил письмо следующими словами:
«Итак, государь, я думаю, ты имеешь основания быть довольным своим верным слугой: варвары разъединены на партии, на троне их – неспособный изменник, все население Италии – на твоей стороне. Если не случится какого-нибудь чуда, варвары должны сдаться без сопротивления. Недаром судно, на котором я еду, носит название «Немезида», богиня мести: ты, чью гордость составляет справедливость, являешься здесь мстителем за преступление. Одно только невыразимо огорчает меня: мне не удалось спасти дочь Теодориха. И я умоляю тебя уверить мою высокую повелительницу, императрицу, которая никогда не была милостива ко мне, что я изо всех сил старался выполнить ее поручение относительно дочери Теодориха, о судьбе которой она в последнем разговоре поручала мне особенно заботиться. Что же касается Теодагада, который предал готское государство в наши руки, то я осмелюсь ответить великой императрице, что первое правило мудрости гласит: опасно держать в доме людей, знающих наши сокровеннейшие тайны».
Окончив письмо, Петр запечатал его и немедленно отправил, сам же остался еще на несколько дней, закончить свои дела. Теперь он стал вдвое богаче, чем был: он скрывал от Готелинды, что имеет поручение погубить Амаласунту, и взял с нее громадную сумму за то, что будто бы рискует подвергнуться немилости императрицы, если допустит умертвить дочь Теодориха.
«Надо только позаботиться, чтобы ни Теодагад, ни Готелинда не явились в Византию, ибо тогда может все открыться. Необходимо уничтожить их немедленно». И он позвал одного из рабов, вручил ему запечатанный пакет и сказал:
– Когда соберется народное собрание готов, отыщи среди них человека, имя которого здесь написано, и вручи ему.
После этого он отправился в Византию. «Здесь, среди сенаторов государства, буду, наконец, жить и я!» – с самодовольством думал Петр, глядя на родные берега, на роскошные виллы, разбросанные на них. Когда «Немезида» подходила к гавани, навстречу ей выехала великолепная галера императрицы.