Но никогда не желал Теодорих, и никогда не согласились бы мы, чтобы после мальчика нами управляла женщина, чтобы прялка властвовала над мечом.
– Так вы отказываетесь признать меня своей королевой? – спросила Амаласунта.
– Нет, не отказываемся, – ответил Тулун. – Пока еще не отказываемся. Я сказал это только потому, что ты ссылаешься на свое право, а между тем ты этого права не имеешь и должна это знать. Мы уважаем благородство твоей крови. Если бы в настоящее время мы лишили тебя короны, то в государстве шел бы раскол. Я предложу тебе условия, на которых ты можешь сохранить корону.
Амаласунта страдала невыносимо, даже слезы выступили на глазах. С каким удовольствием предала бы она палачу гордую голову человека, осмелившегося так говорить с нею! Но она бессильна и должна была молча терпеть. Она только опустилась в изнеможении на трон.
– Соглашайся на все! – быстро шепнул ей Цетег. – Сегодня ночью придет Помпоний.
– Говори, – сказал Кассиодор, – но пощади женщину, варвар.
– Э, – засмеялся Пицта, – да ведь она сама не хочет, чтобы к ней относились, как к женщине: она ведь наш король!
– Оставь, брат, – остановил его Тулун. – В ней такая же благородная кровь, как и в нас.
И затем, обращаясь к Амаласунте, начал:
– Во-первых, ты удалишь от себя префекта Рима – он враг готов. Его место займет граф Витихис.
– Согласна! – вскричал сам префект, вместо королевы.
– Во-вторых, ты объявишь, что ни одно твое распоряжение, с которым не согласится граф Витихис, не будет иметь силы, ни один новый закон не может быть издан без согласия народного собрания.
Регентша с гневом хотела возразить, но Цетег удержал ее:
– Сегодня ночью здесь будет Помпоний, – прошептал он ей и затем крикнул: – Согласна!
– В-третьих, – продолжал Тулун, – мы, трое Балтов, не привыкли гнуть голову при дворе, крыши дворца слишком низки для нас. Между тем соседи наши – авары, гепиды, славяне – вообразили, что со смертью великого короля эта страна осиротела, и нападают на наши границы. Ты снарядишь три войска – тысяч по тридцать, – и мы, трое Балтов, поведем их на врагов.
«О, – подумал префект, – это великолепно: они выведут все войска из Италии и сами уберутся», – и, улыбаясь, снова крикнул: – Согласна!
– Что же останется мне после всего этого? – спросила Амаласунта.
– Золотая корона на прекрасной головке, – ответил Тулун. – А теперь подпиши эти условия. Говори ты, Гильдебад, объяснись с этим римлянином.
Но вместо Гильдебада – этого громадного гота, которого префект не знал, – выступил Тейя.
– Префект Рима, – начал он, – пролита кровь, благородная, верная, дорогая кровь гота, которая вызовет страшную борьбу. Кровь, в которой ты…
– Э, к чему столько слов, – прервал его великан Гильдебад. – Моему златокудрому брату не повредит легкая царапина, а с того уж нечего взыскивать. А ты, черный демон, – обратился он к префекту, поднося ему широкий меч к самому лицу, – узнаешь ото?
– Меч Помпония! – побледнев, вскричал префект, отступая назад. Кассиодор и Амаласунта тоже вскрикнули в испуге.
– Ага, узнал! Не правда ли, это плохо! Поездка не удалась.
– Где Помпоний? – вскричал Цетег.
– В обществе акул, в глубоком море, – ответил Гильдебад.
– Как? Убийство? Но кто же осмелился? – с гневом вскричал префект. – Как это случилось?
– Очень просто. Помпоний в последнее время позволял себе такие речи, что даже мой беззаботный брат обратил, наконец, внимание на его поведение. Несколько дней назад он вдруг уехал куда-то на самом быстром корабле. Это возбудило подозрение брата, он сел на свой корабль, пустился за ним, догнал его и спросил, куда он направляется.