– Это, как войдешь, третье строение слева. Второй этаж, левая квартира...
В сгущающихся сумерках Нил прошел по асфальтовой дорожке и сквозь редкие деревья увидел одинаковые трехэтажные серые домики и на одном из них разобрал вывеску «Военторг». Ощущение иноземности кончилось.
У третьего дома слева он остановился. Двери раскрылись и навстречу ему вышла красивая полная женщина, черноволосая и белолицая.
– Никак Нил? – певучим, ниже, чем у мамы, голосом произнесла она. – А остальные где же?
– Света с трапа упала, ногу сломала, – бодро сообщил Нил. – Федоровский при ней остался, в больнице, а я своим ходом. А где... майор Баренцев?
Он хотел сказать «папа», но вовремя сообразил, что это прозвучит вовсе несолидно.
– У Романа Ниловича большой день сегодня, – ответила женщина. – Генерал из Москвы прилетел, приказ привез. Об очередном звании...
– Подполковника дали? – по-взрослому отреагировал Нил. Женщина усмехнулась.
– Вы в дом-то проходите. И чемоданчик давайте донесу, нетяжелый...
Нил не успел выхватить чемодан из ее крепких рук и только потрусил следом.
– Роман Нилович предупредил, что сегодня сыночек приезжает, – говорила женщина, плавно ступая по бетонной лестнице. – Сейчас помоетесь с дороги, поужинаем и ляжете отдыхать...
– Не, я папу дождусь, – пробубнил он, поднимаясь следом.
– Он поздно будет. Увидит, что вы не спите, и рассердится. Вы лучше утром с ним поздороваетесь, только не сразу. Он сначала сердитый будет.
Последние слова женщина произнесла так грустно, что Нилу стало жалко ее, он безропотно вошел за ней в небольшую прихожую, из которой вело несколько дверей.
– Вам сюда, – сказала она. – Я вас в кабинете Романа Ниловича устроила. Вы чемодан распакуйте, достаньте чистое, а я пока ванную налажу.
Ванная отличалась от той, что у них дома, только отсутствием титана – горячая вода попадала в кран прямо из трубы, все равно, что холодная. Нил слышал, что в новых домах теперь так делают, но сам видел впервые, это ему понравилось и он принялся с увлечением баловаться с кранами, фыркая то от слишком горячей, то от слишком холодной воды. Новизна впечатлений набрала, видимо, критическую массу и вытеснила обиду. Он не удержался от вопля восторга, когда вышел из ванной и увидел на кухне, в самом центре накрытого стола, громадный арбуз, поблескивающий спелой, темно-красной внутренностью. Красивая женщина с улыбкой отрезала здоровенный ломоть и положила перед ним, ни слова не сказав о том, что сначала надо бы отведать более серьезных блюд – и сразу же стала ближе и роднее.
– А вас как зовут? – спросил он с набитым ртом.
– Мария Станиславовна.
– А папе вы кто?
– Я?.. Да пожалуй что и экономка, – ответила она после некоторого раздумья.
– А экономка – это кто?
– Вроде домработницы, только главнее.
– А что вот это белое, в желе?
– Это заливной амур. Рыбка такая. Доешьте свой арбуз и отведайте. И салат из красненьких. – Красненькие? Это помидоры?
– Они. А потом горячее будет и чай с пирогами.
– А арбуза еще дадут?
– Обязательно. Если поместится.
Но уже и горячее – запеченные в сметане колбаски со смешным названием «купаты», – несмотря на всю вкусность, в живот залезало с большим трудом, так что пришлось отказаться и от чая, и от арбуза. Сразу потянуло в сон...
Проснулся он на расстеленном диванчике в отцовском кабинете – в одних трусиках, укутанный легким летним одеялом. За окнами было совсем-совсем темно, только из прихожей сквозь застекленную дверь лился электрический свет.
«Как же я оказался здесь? Хорошо бы, если сам пришел. А если заснул прямо за столом, и Мария Станиславовна принесла меня сюда на руках, как маленького, раздела и баиньки уложила? Неудобно... Хорошая она все-таки, Мария Станиславовна, папина экономичка.