Тебе повезло, вылет немного задержали... Нил, ты, я вижу, уже познакомился со Светланой Васильевной?
– Угу, – буркнул Нил и отвернулся. Он досадовал на самого себя – принял взрослую тетю за девчонку, и теперь та пожалуется маме, что он грубо с ной разговаривал.
– Познакомился, – подтвердила Светлана. – Отличный парень, мы славно поболтали.
Она весело подмигнула Нилу, и на душе у того полегчало.
– Он немного дичится при незнакомых, но вообще-то мальчик воспитанный и не капризный, – продолжала мама, – никаких хлопот с ним в дороге не будет...
– Начинается регистрация билетов на рейс... – громыхнуло откуда-то на весь зал.
Мама подхватила Нила и чемодан и поспешила к стойке...
XIV
(Самолет – Западная Украина, 1964)
Прошли первые захватывающие минуты, когда самолет выруливал на взлетную полосу, потом, взревев моторами, промчался по ней, в считанные секунды набрал головокружительную скорость и наконец оторвался от земли иполетел, оставляя все дальше внизу дома, деревья, дороги и машины – в мгновение ока все сделалось крохотным, игрушечным – и гудело в ушах от стремительного набора высоты. Еще некоторое время Нил жил впечатлением этих незабываемых минут, а потом заскучал, неохотно признаваясь себе, что полет начинает его разочаровывать. В обыкновенном автобусе и то интереснее: картинки за окном все время меняются, не успевая надоесть, не то, что это бесконечное небо, подстеленное облаками, а главное – чувствуешь движение. То тряхнет, то подбросит, то качнет вперед при торможении. А здесь сидишь, как дома на стуле, и только по гулу моторов понимаешь, что вообще куда-то движешься. Хорошо бы, конечно, рассмотреть самолет во всех подробностях, но с места много не насмотришь.
Нил заерзал в кресле, отстегнул ремни, опасливо покосился на свою белобрысую попутчицу. Та сидела, уткнувшись в журнал. Нил накренился, повернул голову и прочитал название. «Мода-64». Оно, конечно, чего же еще?! Как это он не подумал, выбирая место у иллюминатора, что каждый раз придется перебираться через ее длинные ноги? Обратиться же к ней он не решался, потому что никак не мог определить для себя, как же теперь называть ее: «Света» вроде неудобно, а «тетя Света», тем более «Светлана Васильевна» – язык не поворачивается. Он откашлялся и, к полному собственному изумлению, произнес:
– Permetez-moi, Madame, s'il vous plait...< Позвольте, пожалуйста) мадам (фр.) >
– Ого , это ты, что ли, по-французски шпрехаешь? – с недоуменным восхищением спросила Света.
– Не шпрехаю, а парлякаю, – солидно поправил он. – Шпрехают по-немецки. – А ты и по-немецки можешь? – восхищенно поинтересовалась она.
– По-немецки нет, а по инглишу скоро заспикаю. У нас он во втором классе начнется.
– А у нас в школе дойч был. Только училки каждый год менялись – кто в декрет уйдет, кто на пенсию. Так что я даже «их бин дубин» не помню. А в техникуме только английский.
– А ты в каком техникуме? – заинтересованно спросил Нил, даже не заметив, что обратился на «ты». – В авиационном?
– Не-а, в библиотечном... Петушка будешь?
– Какого петушка?
– На палочке, леденцового. У меня красный, желтый и зеленый. Выбирай любого. Нил вздохнул.
– Мне бабушка не разрешает. Говорит, от леденцов зубы портятся.
– А она разве увидит? Бабушка-то внизу осталась, а мы вон где, высоко-высоко.
– Десять тысяч метров над уровнем моря, – соглашаясь, уточнил он и махнул рукой: – Давай зеленого!
Потом она обыграла его в «города», а он ее – в «морской бой», три раза подряд. Начал было расчерчивать поле для четвертого, но тут стали разносить обед.
Вместо ожидаемой жесткой курицы с несъедобным рисом были крошечные копченые сосиски – таких Нил никогда еще не видел – и жареная картошка с помидорами.