Питер не думал, что человеческая кожа может быть настолько тонкой и прозрачной. Он мог побиться об заклад, что самое нежное место на планете Земля — чуть повыше коленки этой девчонки или вот там, где дрожит жилка, когда она смеется.
— Эй, парень! — крикнула ему востроносая рыжая девчушка, сидевшая рядом с белокурым ангелом. — Что ты на меня так смотришь? Если я тебе так нравлюсь, гак и быть, можешь подойти еще на фут поближе.
И самое смешное, что Питер сделал этот глупый шаг.
— Клэр! — воскликнула рыжая. — Смотри, он попал под мое гипнотическое воздействие. Помнишь семинары профессора Мюллера? Внимание! Сейчас я прикажу ему сделать еще два шага…
Она забавно вытаращила глаза и, понизив голос, приказала ему:
— Сделай еще два шага и остановись!
Питер сделал еще два шага. Теперь он стоял совсем рядом с хохочущими студентками.
— Да ведь он смотрит на Клэр! — вскрикнула рыжая. — Как он на нее смотрит!
И смех оборвался.
— Сейчас я выведу его из гипнотического состояния.
Клэр поднялась с травы, подошла к Питеру вплотную, заглянула ему в глаза и вдруг… поцеловала в губы. Вернули его на землю идиотские аплодисменты, которыми ее подружки совершенно по-американски завершили сценку…
Ее звали Клэр Эпплби. Она училась на биологическом факультете. Ее будущей специальностью были птицы.
Как-то она привела Питера к себе. Он никогда еще не бывал в таких роскошных домах, где лестницы, террасы, застекленные площадки, солярии позволяли не пересекаться без нужды их обитателям. Вот если бы, скажем, Питер пошел на кухню… ему не пришлось бы идти по коридору мимо вечно больного и вечно всем недовольного отца. Готовясь к экзамену, он не затыкал бы уши, чтобы не слышать очередного скандала родителей. Словом, здесь можно было жить… Питер был несколько смущен и потерян.
Клэр порхала по дому на своих невидимых простому смертному крыльях. Она усадила Питера на белый кожаный диван в окружении каких-то немыслимых растительных лап и хвостов. Куда-то убежала. Потом появилась совсем с другой стороны. Вдруг уселась рядом с Питером на диван:
— Все. Теперь молчи и слушай. Это для тебя. Было тихо. Потом вдруг защебетала неизвестно как залетевшая сюда птица.
— Fringilla coelebs, — проговорила Клэр.
— Что? — переспросил Питер.
— Не что, а кто. Зяблик… Ну, а тут… Пусть тебе подскажет твоя русская кровь… Средняя полоса России. Разбойник.
— Соловей.
В чопорной обстановке особняка выводил свои коленца русский соловушка. Это был матерый самец, разумеется, не по виду, а по количеству звуковых фраз, Питер насчитал их больше десяти.
— Luscinia luscinia, — профессорским тоном подытожила Клэр. — Записан очень хороший образец.
— Так это запись! — с притворным разочарованием в голосе воскликнул Питер. — Ну. А я думал… Императрица! А соловей-то у вас механический и роза — ненастоящая.
— Убью, — прошипела Клэр и растопырила пальцы, готовая броситься на него. — Задушу недостойного мерзавца…
В этот момент над их головами раздался свист с прищелкиванием нового лесного маэстро.
— Клэр. Я знаю его. Певчий дрозд. Бабушка мне рассказывала, что они пропевают такую фразу…
— У мерзавцев не бывает бабушек… По латыни это…
— Тише. Давай без латыни. Сейчас мы проверим. «Фи-липп, фи-липп, при-ди, при-ди, чай-пить, чай-пить…» Слышишь? Подходит.
— Как ты сказал? Я должна это записать… Нет, потом. Пойдем лучше пить чай…
Но вдруг среди звуков леса раздался резкий гортанный кашель.
— Клэр, а это что такое?
— Это голос самой крупной птицы семейства вороновых. И самой редкой. Corvus corax…
— Ворон?…
Музыкальный центр уже играл мессу си-минор. Питер Дубойс встал с кресла и нажал на «stop». А потом… А потом светлая сказка его жизни про соловья и розу закончилась.
Он долго готовился к тому дню.