— А почему вы решили поделиться таким сокровищем и не снять сливки в одиночку?
— Да если бы снимать сливки пришлось с какой-нибудь Венесуэлы или Гондураса, тогда — признаюсь, дабы не показаться неискренним — делиться бы не стал…
— Что? Неужто будем разорять весь мир?
— Пока не весь.
— Одну шестую часть суши? Россию с Барковским?
— Да нет же, Россия большая, но не столь денежная, ее мы тоже почешем… Но у нас есть реально готовые модели тряхнуть юго-восток: Малайзия, Сингапур, Южная Корея. Плюс Латинскую Америку — Аргентину, Венесуэлу… Пока…
— Что вам нужно от меня?
— Формально утвердить наш план на заседании Капитула…
— И тем вы застрахуетесь на случай разоблачений в искусственном разорении экономик целых регионов?
— Да, мне нужно прикрытие Ордена, и за это я готов делиться…
— С Орденом?
— И лично с вами… Отдельной строкой.
— А вы даете себе отчет в том, какому риску я подвергнусь, лоббируя в Капитуле ваш проект?
— Да, и более того…
— Что?
— Я связываю гибель вашего супруга…
— С…
— Да…
Здесь запись оборвалась… Берч поглядел на подчиненных.
— Что скажете, господа?
И господа ответили долгим молчанием.
Берч понимал, что глупо ожидать от Гребински и Макгвайера каких-либо смелых высказываний по поводу услышанного. Особо важными расследованиями занимался Девятый отдел, и вся информация, которая крутилась в нем, имела статус не только особой государственной значимости, но и строжайшей секретности. Отделы не могли обмениваться подобной информацией без разрешения директора ФБР. И теперь, если директор знакомил их, начальников других отделов, с информацией из чрева Девятого отдела, и при том сам начальник Девятого отдела в беседе участия не принимал — такие обстоятельства наводили на мысли, что либо будут сливать начальника отдела, либо будут сливать сам отдел. А если так? То кого назначат? Или с каким отделом сольют «девятку»?
Приглашенные были в явном замешательстве.
Но Берч и не ждал от Гребински и Макгвайера, что они тут же примутся делиться с ним ассоциативным рядом своих соображений… И покуда невидимые бури проносились по нейронным цепочкам надкорковых областей их мозгов, Берч поставил новую кассету…
— Первый голос принадлежит известному вам политику, а второй — покойному лорду Морвену. Запись архивная, старенькая, но небезынтересная…
Берч нажал на кнопку.
— Ваши гребаные доктора в своих лабораториях полностью провалились с программой СПИДа… — сказал первый голос.
— Мы признаем неудачу, — отвечал второй.
— Вы обещали, что передохнут все цветные, что вирус будет работать строго избирательно, а где же его гребаная избирательность? Мрут вполне белые люди…
— Да, наших ученых постигла неудача, но мы работаем над совершенно новым вирусом, поражающим иммунную систему и дыхательные пути, и на этот раз яйцеголовые обещают полный успех, болезнь будет поражать исключительно желтых и узкоглазых.
— А сами-то не боитесь? Ведь внешне вы тоже ох как похожи на япошку!
— Нет, сэр, я не японец, с моими генами все чисто… На этот раз мы запустим вирус в самый густонаселенный регион.
— И как скоро будут результаты?
— Нашим лабораториям потребуется минимум пять лет.
— Пять лет! Я не доживу!
Берн остановил запись и не без лукавинки, что было нарушением неписаной этики в ФБР, где любая эмоциональность, мягко говоря, не поощрялась, поглядел сперва на Гребински, а потом на Макгвайера…
— Ну? Что скажете?
Первым нарушил молчание степенный Макгвайер:
— А в подлинности записей…
— Можно не сомневаться, — отрезал Берч.