Все воспитание русского, советского человека мишкиного поколения, с младенчества было «заточено» на сопротивление захватчикам и освобождение угнетенных - начиная с детских сказок и школьных уроков истории, и кончая воспоминаниями родителей о недавно отгремевшей Отечественной войне.
На хуторе Мишка себя захватчиком не чувствовал, может быть потому, что пьяные стражники ассоциировались у него с чем-то, вроде полицаев, а сейчас… Тупо сидящие на земле окровавленные женщины, брошенный в доме младенец… а дальше, ведь, пойдет откровенное мародерство - острог сначала зачистят от немногих спрятавшихся жителей, а потом пойдут по домам, собирая все, что покажется ценным, и уже после того, как нагрузят телеги и вьюки добычей, полоняникам разрешат собрать оставшиеся пожитки.
Так Алексей объяснил последовательность действий еще на «предварительном инструктаже», и уже тогда Мишка понял, что руководить этим «процессом» ему не по душе, а сейчас на поверхность сознания, в очередной раз, вылезло ощущение чуждости и нереальности происходящего.
«М-да, сэр, как сказал однажды Остап Бендер: „Киса, мы чужие на этом празднике жизни“. Для всех присутствующих, происходящее, пусть жестокая, но понятная реальность жизни, а вы, сэр, тут как белая ворона в стае. Придется вымазаться под общий цвет, иначе заклюют. Се ля ви, туды ее в качель!»
С облегчением ощущая, как поднимающаяся изнутри злость смывает «гуманистические терзания», Мишка нашел глазами Артемия и распорядился:
-Урядник Артемий, дать двоих в помощь лекарю!
-У меня и так двое раненых! - попробовал возражать Артемий, но Мишка не стал слушать:
-Выполнять!
-Слушаюсь, господин старшина!
-Старший урядник Дмитрий!
-Здесь, господин старшина!
-Сейчас наставники пойдут дома проверять, выдели каждому по пять отроков. Первый десяток не трогай - от них выставлены дозорные.
-Слушаюсь, господин старшина!
Мишка огляделся, раздумывая, какие еще распоряжения от него требуются, и что имел в виду Алексей, когда велел командовать, а не спать. На глаза попался Анисим, выезжающий в сопровождении отроков из второго проулка, видимо, где-то внутри острога нашелся поперечный проход.
-Господин старшина! - заорал Варлам - Мы там двоих оружных застрелили!
Мишка машинально кивнул, а сам в это время пытался сообразить, откуда на завалинке дома, мимо которого проезжал Анисим с отроками оказался старик - только что, вроде бы, никого не было и вот, сидит. Весь совершенно седой, сгорбленный, голову опустил, ни на кого не смотрит. Мелькнула еще мысль о том, что в остроге живут старые, ушедшие на покой воины, и это один из них, и…
Анисим протянул руку, указывая отрокам на старика, а тот неожиданно, совсем не по-стариковски резко, вскочил, обнаружив богатырский рост и телосложение, и сверкнул невесть откуда взявшимися в обеих руках мечами. Один клинок отсек протянутую руку Анисима, другой ударил наставника Младшей стражи под подбородок. Анисим, не издав ни звука запрокинулся всем телом и, ударившись головой о землю, повис вверх ногами, застряв сапогами в стременах.
-А-а-а!!! - Варлам суматошно рванул коня в сторону, резко наклонившись влево и тем самым избежав следующего взмаха клинка, отроки, разрывая поводьями губы коней, повторили его движение, и старик, шагнув вперед, сумел достать только последнего из пятерки. Отрок Георгий вскрикнул, как-то неестественно скрючился и начал медленно заваливаться набок.