Я знала, что мне не надо больше пить, но в данной ситуации пропустить тост было неудобно. Отказываться и обращать на себя внимание не хотелось. А когда мои губы оказались у самого края стакана, темно-вишневая терпкая жидкость сама выплеснулась мне в рот.
Застолье продолжалось. Все вокруг было в каком-то тумане. Из общего гула вырывались отдельные бессмысленные слова. Снова рука Серова подливала в мой стакан вино, но я уже больше не противилась этому. Я будто плыла в глубоких водах океана, глупая и беспечная.
Напротив меня Элька с Иваном вели какой-то сверхумный разговор.
— Вы любите Чайковского? — Вдруг целая фраза дошла до моего сознания — и снова провал.
Но, раз вынырнув на поверхность, я сделала над собой усилие и снова овладела собой. Я решительно оттолкнул" руку Серова, змеей проскользнувшую мне под трусы.
— Проверял, не боишься ли ты щекотки, — не смущаясь, шепнул он мне.
Знакомое с детства предвосхищение игры в щекотливого котика отозвалось болью в низу живота.
Еле удерживая готовый раскрыться мочевой пузырь, я выскочила из-за стола и сиганула в коридор. Серов вышел следом, но я торопливо семенила к туалету. На повороте меня резко швырнуло к стенке.
Но я помнила, что за мной идет Серов, сконцентрировалась и сосредоточенно ровно вошла в нужную дверь.
Когда я обрела спасительное облегчение, моя голова немного прояснилась. Я отвернула кран и плеснула несколько пригоршней холодной воды себе в лицо. Голова перестала кружиться, но я поняла, что я пьяна. Протрезветь мгновенно было невозможно, но избавиться от Серова было необходимо прямо сейчас. Я осторожно выглянула из-за двери туалета. Серов уже поджидал меня. В конце коридора, у окна курил Задорожный. Качаясь, я вышла из туалета, чуть не упав на Серова. Он хотел подхватить меня, но я увернулась, оттолкнулась от стенки и почти кувырком помчалась к Задорожному. Повиснув у него на шее и прижимаясь губами к его уху, я прошептала:
— Ванечка, уведи меня куда-нибудь, умоляю.
Быстро оправившись от удивления, он громко произнес:
— Пойдем, Катюша, погуляем на берегу.
Его сильный командирский голос ударил по моим барабанным перепонкам. На миг в проеме комнаты мелькнула обиженная физиономия Эльвиры. Откуда мне было знать, что лишь минуту назад Элька отказалась уйти с Иваном, потому что он прижал ее в коридоре?
Иван положил мою руку к себе на плечо и поволок вниз по лестнице. Я лишь с трудом передвигала ноги. На улице было свежо. Приятный морской ветер освежил меня, придал силы. Я больше не падала. Но теперь я почувствовала ночную прохладу, озноб прошел по всему телу. На мне была короткая юбочка и майка без рукавов.
— Да ты вся дрожишь! — заметил Иван.
Он достал из внутреннего кармана куртки металлическую флягу и отвинтил крышку.
— На, хлебни.
При этом бережно накинул мне куртку на плечи.
Я сделала несколько жадных глотков из фляги. Потом мы бродили по лесным дорожкам, петляющим вокруг городка. О чем-то болтали, снова пили и пели.
Иван зажимал мне рот, говоря, что в части шуметь не положено. Я трясла головой и звонко хохотала. В тот вечер я перестала быть собой. Я совершенно потеряла все человеческое. Я стала сгустком чувств и ощущений: холод, жажда, естественные отправления — вот что осталось от меня. Все происходило как во сне.
Иван, держа меня за руку, повел в темноту пляжа.
Рядом слышался плеск невидимых волн, но граница берега и моря различалась с трудом. Только луч прожектора прочерчивал бегущие полосы по песку, по камням, но вновь темнота затушевывала их. Иван увлек меня в прибрежный кустарник. Свет не проникал сюда. Луч распадался, спотыкаясь о листья. Пучок искрящихся частичек света слепил глаза. Мир вокруг плясал с бешеной силой.