– Я прошу кого‑нибудь об этом каждый год.
И, понизив голос, как бы по секрету добавил:
– От этих людей можно спятить.
Адриана, взглянув на Билла, улыбнулась. Он был забавен и при этом совершенно естествен. Видно было, что он очень переживает и заботы эти ему в охотку.
– Ручаюсь, что вам это нравится.
– Да, конечно. Шерман, наверное, тоже с радостью вел солдат на Атланту. Но ими было немного легче командовать, чем жильцами нашего комплекса.
Билл наклонился поближе к Адриане, чтобы никто его не услышал:
– Эти ребята говорят, что, может, лучше бы я купил омара. Дескать, бифштексы, гамбургеры и хот‑доги я готовил три последних года, и хочется чего‑нибудь новенького. Дамы считают, что надо сделать сервировку. Господи, вы, когда были ребенком, видели хоть раз пикник с сервировкой? То есть кто вообще слышал о сервировке к хот‑догам на Четвертого Июля? – спросил Билл с оскорбленным видом. Адриана рассмеялась, идея и ей показалась странной. – А когда подросли, вы ездили на пикники на Четвертого Июля?
Адриана кивнула:
– Мы ездили в Кейп‑Код. А когда я стала старше – в Мартаз Винъярд. Мне там очень нравилось. Здесь даже ничего подобного нет… Удивительное ощущение лета, солнца, пляжей; дети, с которыми играешь каждое лето и ждешь встречи… Было здорово.
– Да. – Билл улыбнулся, вспомнив свое детство, – Мы обычно ездили на Кони‑Айленд. Катались на «американских горках» и смотрели фейерверк. Мой отец всегда вечером разжигал на берегу костер. Когда я подрос, родители купили дом на Лонг‑Айленде, и мама организовывала настоящий пикник во дворе. Но мне всегда казалось, что на Кони‑Айленде было лучше.
У Билла остались замечательные воспоминания о детстве и интересных делах, которые придумывали родители. Он, единственный ребенок, безумно их любил.
– А сейчас они по‑прежнему устраивают пикники?
– Нет.
Он покачал головой, думая о них, но не испытывал при этом скорби, его воспоминания теперь были окрашены в светлые тона. Шок от потери родителей давно прошел. Билл посмотрел на Адриану, ему нравилось выражение ее глаз, нравилась россыпь темных волос на плечах.
– Они умерли. Давным‑давно…
Шестнадцать лет назад. Ему было двадцать два, когда умер отец, и двадцать три, когда, годом позже, не стало матери.
– Мне кажется, весь этот спектакль Четвертого Июля я разыгрываю ради них. Вероятно, таким образом я их поминаю.
Он тепло улыбнулся Адриане:
– Похоже, что большинство здешних жителей – народ приезжий. У них есть дети, собаки, подруги, друзья, но их тети, дяди, родители, бабушки, дедушки, сестры и братья живут где‑то в других местах. Серьезно, вы когда‑нибудь встречали человека, который бы родился и вырос в Лос‑Анджелесе?
Адриана рассмеялась. Он был очень реально мыслящим, глубоким, основательным и в то же время веселым человеком.
– Вот вы откуда родом?
Она хотела было сказать: «Из Лос‑Анджелеса», но не сказала.
– Я из Коннектикута, из Нью‑Лондона.
– А я из Нью‑Йорка. Но вряд ли туда когда‑нибудь вернусь. А вы иногда бываете в Коннектикуте?
– Нет, что поделаешь? – усмехнулась Адриана. – Мне перестало там нравиться, когда они прекратили ездить в Мартаз Винъярд, я тогда поступила в колледж. Но моя сестра там по‑прежнему живет.
«Сестра со своими детьми и своим жутко занудным мужем», – хотела добавить Адриана. С ними со всеми было настолько тяжело общаться, что, выйдя замуж, она практически и не пыталась это делать. Адриана знала, что, рано или поздно, все равно придется им сообщить о ребенке, но хотела подождать возвращения в дом Стивена, после того как он одумается.