Приветствие старушки было теплым, однако взгляд ее был острым и внимательным, когда она протягивала Джулии свою руку. Джулия была очарована и пленена старушкой. Несмотря на красивую прическу этой женщины, дорогостоящий фасон ее серого шелкового платья, она удивительно, на взгляд Джулии, была похожа на тетушку Тин. У обеих был одинаково оживленный голос и то же большое любопытство и интерес в глазах.
— Надеюсь, вы уже поели? — спросила мадам Виллар. — Да? В таком случае присоединяйтесь ко мне на кофе и «арманьяк».
Кофе был подан в старинном парижском фарфоре, таком тонком и хрупком, что казалось, горячий ароматный напиток способен растопить чашки. Бабушка Рея распорядилась подать вместе с кофе сладкий десерт. Это было просто фантастически вкусно! Пирожное «Лейн» состояло из четырех слоев, наполненных начинкой из орехов пекан, изюма, кокосовых орехов, засахаренной вишни. Все это было полито маслом и бурбоном.
Джулия сидела на одном краю софы, а мадам Виллар на другом. Рей стоял спиной к камину и небрежно попивал кофе с коньяком. Было поразительно наблюдать, как спокойно и привычно он обращается со старинным фарфором, как будто это были обычные пластмассовые чашки. Глядя на него, видя, как непринужденно он ведет себя во всей этой роскошной антикварной обстановке, Джулия подумала о том, что ей никогда еще в. жизни не приходилось встречаться с таким рафинированным джентльменом, каким казался Рей. Она легко представляла его раскланивающимся перед дамами в каком-нибудь салоне в прошлом веке, принимающим вызов на предрассветную дуэль на пистолетах… И снова перед ней возник назойливый вопрос: какого черта человеку с таким происхождением шататься по болотам?
— Я весьма наслышана о вас и о вашем фильме, мисс Буллард, — говорила мадам Виллар. — У вас, видимо, безумно интересное занятие в жизни.
Джулия вспомнила ресторан и предпочла не отвечать на этот вопрос, сказав лишь:
— Ваш внук в техническом отношении оказал нам неоценимую помощь.
— Уверена, ему просто нравится это. Когда Рей еще не умел толком ходить, он уже бредил болотами. Порой меня пугал его столь неуемный интерес к низкому предмету, но не больше того. Я ко многому отношусь спокойно и уже смирилась, что мир неузнаваемо изменился с тех пор, когда я была еще юной девушкой.
— Не давай ей обмануть тебя, — вмешался вдруг Рей. — Она любит представлять себя этаким осколком настоящей креольской аристократии. Но мне-то известно, например, что в двадцатых годах она вела богемную жизнь в Париже и приехала домой только для брака с моим дедом. Кстати, она вышла за него замуж против своей воли.
— Не в двадцатых, а в самом конце двадцатых, дорогой внучек. Не надо меня делать уж совсем дряхлой старухой. — Старушка взглянула на Рея с улыбкой и упреком. Повернувшись к Джулии, она объяснила: — Я думала, что из меня получится художник.
— И получился неплохой, — сказал Рей искренне.
— Знаете, портреты грудных младенцев, кормящих матерей в стиле Мари Кассат. Извечные женские темы. Если бы я тогда задержалась в Париже, наверняка повернула бы в каком-нибудь безумном направлении, как Дали.
— Ты же знаешь, что у тебя собственный стиль.
— Возможно, — признала с гордостью старушка. — Во всяком случае, он мне доставлял много радостей и мало огорчений. Так что, может, я бы и не стала Дали в юбке.
— Замужество бабушки было полностью организовано ее родителями, — сказал Рей Джулии, произнеся слово «бабушка» по-французски. — Наверно, это был последний брак подобного средневекового рода. А мой дед всю жизнь делал вид, что страшно признателен ей за жертву, которую она совершила, связав с ним жизнь.
— Он был красив, твой дед, и много шалил, упаси, Господи, его душу. Он позволял мне рисовать до тех пор, пока мне самой не надоело.