— Я к тебе с открытой душой…
— А если бы я решила перехватить у тебя должность режиссера?
— Я не собирался перехватывать у тебя эту должность. Просто думал помочь.
Он говорил спокойно, и тем больнее ей было слышать его слова.
— Ты не умеешь помогать, — в отчаянии сказала она. — Вспомни мою презентацию на научной ярмарке. В последнюю минуту, когда уже почти все было готово, я попросила тебя помочь, и что ты сделал? Пригласил своего продюсера, художника, инженера! Все переделал за ночь!
— Но зато какая получилась вещь!
— Да, но это была уже не моя, а твоя презентация! Она не имела ничего общего с моей первоначальной идеей!
— Ага… — пробормотал он.
— Вот именно! Почему вы с Алленом не верите в то, что я знаю свое дело?! Я знаю, как достичь задуманного! Знаю! Почему вы не можете оставить меня наедине с моей работой?!
— Мы опасаемся, наверно…
— Чего вы опасаетесь?! Что я распылю деньги и мне нечего будет показывать? Большое спасибо!
Он покачал головой.
— Мы опасаемся того, что для тебя будет большим ударом возможная неудача. Ты потеряешь возможность на еще одну попытку. Я уж не говорю про критиков. Они могут такое про тебя написать, что у тебя никогда больше не хватит духу приблизиться к съемочной площадке.
— Такое вроде бы здравое уговаривание хуже всяких запретов на профессии для женщин! Но учти: я не слабонервная! Мне не нужно, чтобы кто-то предотвращал мои промахи или делил со мной их последствия.
— Если бы мы работали вместе, промахов вообще бы не было:
— Все-таки ты считаешь, что я сама ничего не могу довести до конца? Боже, кто тебя в этом убедил?!
— Аллен.
Она метнула на него острый взгляд.
— Только не он. Он слова при тебе не может вымолвить.
— Почему ты так думаешь? Я всего лишь один из тех режиссеров, которых он мог выбрать. И он выбрал меня только потому, что решил, что нам с тобой будет легче работать.
— Он ошибся.
— В таком случае все претензии предъявляй ему, а не мне. Ладно, где мы остановимся поесть? Я умираю от голода.
Больше говорить было нечего. Джулия, избегая задумчивого взгляда Рея, вновь отвернулась к окну.
У них были зарезервированы места в «Бреннане» на Ройял-стрит, в самом сердце французского квартала. Лимузины один за другим останавливались перед трехэтажным зданием с оштукатуренным фасадом, который в последних лучах дня мягко отливал розовым цветом. Мерцающий свет газовых ламп отбрасывал на землю тень стального балкона с перилами, обегавшего вокруг старинных стен в виде причудливого ажурного рисунка. Через улицу стоял дом в викторианском стиле — бывшее здание городского муниципалитета, — а перед ним высокие магнолии, темные и молчаливые силуэты которых в сумерках напоминали часовых.
Когда группа поздних визитеров столпилась у солидных двойных дверей парадного крыльца, им навстречу появился метрдотель. Их с почтением поприветствовали, а затем провели к специально отведенному столу — в конец галереи второго этажа, выходившей на обнесенный стеной внутренний двор.
Ночной, мягкий и приятно прохладный ветерок шевелил листву бананов и магнолий, росших внизу, в вымощенном плитами дворе. Колыхались края розовой скатерти на столе. Запах старых роз, левкоя и папоротника, помещенных в центре стола в низкой серебряной вазе, носился в воздухе, смешиваясь с удивительным ароматом свежеиспеченного хлеба, жженного сахара и легчайшим дуновением коньяка. Им попался хороший официант — он был внимателен, информирован, безупречно вежлив, а с дамами ненавязчиво галантен. Когда принесли первую смену напитков и разложили перед каждым меню, серьезно настроенная Джулия почувствовала, как внутреннее напряжение начинает уходить, уступая место приятному расслаблению.