То он приносил свои поздравления молодой чете, то помогал старому другу своей тетушки найти вино по вкусу, то шептался в углу со своими приятелями. Он ни на что не опирался спиной и плечами, даже на спинку стула, и не делал резких движений. Если бы кто-то присмотрелся к нему поближе, то мог заметить, как чуть-чуть горбился его костюм — он ходил с повязкой. Танцуя с Саммер, он ничем не выказывал своего физического состояния, веселился, шутил, кружил ее по всему залу в вальсе каджунов, учил, как нужно отклоняться назад, в то время как он держал ее рукой за спину. Он был очень предупредителен, хотя порой и подшучивал над девочкой. Саммер была полна искреннего восторга и заливисто смеялась. Он был едва ли не идолом в ее глазах. Во всяком случае, героем это уж точно. Джулия, глядя на него, истово желала, чтобы он не менялся, чтобы настоящий его образ никогда не тускнел или, по крайней мере, чтобы этого не замечала Саммер.
Донна, не спускавшая взгляда с веселящегося ребенка, кружилась в танце с женихом, который был ее дальним родственником. Ее лицо выражало удовольствие, и вообще казалось, что она прекрасно проводит время. Никто не нахмурил брови, когда она вышла на очередной танец с Реем, хотя Саммер была огорчена своей потерей. Однако ее обида быстро сменилась счастливой улыбкой, когда к ней подошла невеста, взяла ее за руку и закружилась с ней по галерее.
Спустя несколько минут невеста вновь была на танцплощадке, на этот раз пригласив своего деда, который приколол к ее вуали стодолларовую банкноту, наслаждаясь музыкой. Пришло время «денежного танца». С невестой по очереди должны были танцевать все мужчины, присутствовавшие на вечере, и во время танца они были обязаны положить в наиболее доступные места ее одежды денежные купюры. Такова была традиция. Обычно деньги прикалывались булавками к вуали. Тетушка Тин объяснила, что это поможет молодоженам веселее провести их медовый месяц.
После приема новобрачные должны были отправиться в плантационную усадьбу Тецкуко, превращенную в постоялый двор, где не живут, а лишь ночуют. Они проведут там первую брачную ночь, а оттуда на неделю отправятся путешествовать по побережью Флориды. После своего возвращения, как полагала Джулия, они смогут начать взрослую жизнь, будут иметь детей, пойдут работать и, в конце концов, умрут, так за всю жизнь и не увидев ничего далее нескольких миль от их любимой викторианской церквушки, где состоялось их бракосочетание. Невеста станет женой и матерью, тетушкой и крестной, будет нянчить внучатых племянников и внуков. Все это предполагалось как нечто неизбежное, обязательное. Она не будет жаловаться на свою судьбу. Даже, наверное, наоборот — будет счастлива.
Подумав об этом и представив себе все это, Джулия зажмурилась, как бы пытаясь избавиться от наваждения. Как просто, как идиллично!..
Нет, это не для нее.
Четверо детей, два мальчика и две девочки…
Нет, это не для нее. Ее мечты недостижимы. Они слишком возвышенны и грандиозны, а жизнь проще, короче…
— Потанцуем?
Рей оказался перед ней с протянутой для приглашения рукой прежде, чем музыканты грянули очередной каджунский вальс. Джулия вложила свою руку в его. Она поднялась со своего места и пошла за ним на галерею, а затем вниз по ступенькам, во двор.
Она долго наблюдала за тем, как другие танцуют этот танец, и ей казалось, что она переняла основную манеру. Вскоре она уже кружилась с Реем по кирпичному полу, он раскручивал ее то на одной, то на другой руке, она поворачивалась в такт и ритм музыке, а он не отпускал свою руку с ее спины. В ней бурлила радость, нежная и пугающая.
Ее трудно было сдержать, но она обязана была это сделать. Эта радость должна была продолжаться вечно, но Джулия знала, что она скоро закончится и угаснет.