Фрэнсис отрицательно покачала головой. Сейчас ей не хотелось думать. Перспектива остаться наедине со своими мыслями напомнила ей о тех противных, долгих и одиноких днях, которые были у нее до Луиса. Кроме того, она боялась остаться один на один со своей первой тайной от Луиса, и очень опасной тайной.
Фрэнсис не было трудно никому ничего не рассказывать, но ей было очень трудно говорить в тот вечер по телефону с Луисом, который позвонил, как делал каждый день для того только, чтобы услышать ее голос. Он ничего не почувствовал, но она ощущала себя скованной, и ей показалось, что впервые за все их телефонные разговоры он был очень далеко. Он спросил, как она себя чувствует.
– Хорошо. Просто устала немного. С началом сезона всегда много работы. Кажется, что ты все подготовил за зиму и остается только аккуратно загрузить клиентов в самолет, но на деле так не выходит…
– Ты должна беречь себя, querida.
Ее сердце подпрыгнуло в груди. Именно такие слова счастливые и гордые будущие отцы говорят своим беременным любимым в романтических новеллах. Может быть, он?..
– Через неделю ты будешь здесь, и я позабочусь о тебе. Думаю, тебя пора сводить на бой быков.
– Нет, Луис, ты же обещал!..
Он рассмеялся. Ему нравилось подтрунивать над ней.
– Тебя так легко „купить".
– Я знаю, – сказала она с замиранием сердца.
– Я люблю тебя.
– И это я знаю.
– Хорошо, – сказал он, – тебе пора это знать. А теперь иди спать. Береги себя.
– Хорошо. Я…
Фрэнсис еле дотащилась до кровати. Она устала не столько физически, сколько эмоционально, и рухнула в постель около девяти с роем мыслей в голове. Больше всего ее пугала перспектива радикальных изменений в привычной для нее жизни, изменений, при которых ей придется решать совершенно незнакомые проблемы. Конечно, знакомство с Луисом и любовь к нему – это тоже большое изменение в ее скучной и одинокой предыдущей жизни. Но такое изменение было легко принять, поскольку оно обогащало ее жизнь, не ущемляло ее свободу и оставляло только радость. Грядущая же перемена была совершенно иного рода. Она сама привнесла ее в свою жизнь и теперь должна была существенно поступиться своей независимостью. Одним словом, несколько ночей, последовавшие после процедуры в ванной, были для Фрэнсис изматывающими.
Ей стало намного легче, когда наконец она оказалась в самолете, летевшем в Малагу. Еще в толпе в аэропорту, разговаривая с некоторыми из клиентов „Шор-ту-шор", ставшими уже ее друзьями, которые, вероятно, пошлют ей на Рождество поздравительные открытки со своими фотографиями на отдыхе по ее маршрутам или с фотографиями внуков, она пришла в норму. Обыденность всего, что здесь происходило, – люди, спящие в креслах или на своем багаже, люди, машинально едящие и пьющие, шатающиеся по магазинам беспошлинной торговли, оглушенные искусственными решениями купить спиртное, сигареты, часы или шоколад, – быстро вернула ей душевное равновесие. Барбара, подумала она, всегда бросалась в ураганную работу по дому, как только у нее случался эмоциональный срыв. Может, это и не было целиком инстинктивно, но служило прекрасным способом разрядки. Это напоминало о том, что жизнь в первую очередь подчиняется инстинкту выживания. Стремлению убедиться в том, что ты еще на месте, живой и дышащий на заре нового дня. Очень полезно иногда об этом вспоминать. Это сразу ставило на свое место ненужную борьбу за мнимые достижения.
Когда самолет приземлился в Малаге, Фрэнсис почувствовала себя еще лучше. Вот и солнце, вот и Испания, а через три дня рядом с ней будет Луис. И совсем скоро она окажется в „посаде" в Мохасе, каждый визит в которую, как ей казалось, не может не вызывать в ней взрыва эмоций, и Фрэнсис была бы разочарована, если бы этого однажды не случилось.