Присев на софу, он заложил руки за голову, закинул ногу на ногу и взглянул на нее, ожидая ответа. Несмотря на некоторую небрежность его позы, суровая линия плеч и напряженный взгляд говорили о том, что его очень интересует ее ответ.
Она заправила блузку в джинсы. Она знала, что хотела бы ответить, хотя и не могла произнести это вслух. Однажды сказанное нельзя взять назад, и ее мысли с тревогой вернулись к тем дням в Пенсаколе. Джон и тогда избегал определенных вопросов, не подлежащих обсуждению.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что твой отец был закоренелый пьяница?
Его выражение мгновенно изменилось.
– Только то, что сказал. Он был пьяница. Я – нет. Почему это тебя интересует?
– Потому что ты не желаешь ничего рассказывать о себе, хотя сам обожаешь копаться в моей подноготной. – Глядя ему в глаза, она медленно добавила: – Когда мы были в Пенсаколе, ты придерживался правила, что мы не должны ничего знать друг о друге, разве что самое незначительное.
– Действительно, это было мое кредо, пока я не встретил тебя. Но поскольку ты не возражала, я решил, что и тебя это устраивает.
– Ты хотел бы знать, почему я тогда сбежала?
– О, я думаю, что знаю, детка. В глубине души тебе не нравились мои правила.
– Я бросилась в эти отношения с широко раскрытыми глазами, Рокет. – Она пододвинулась поближе к нему. – Но поняла, что не выдержу, и это очень ранило меня. Нет ничего забавного в том, чтобы ощущать, что ты одна погружаешься в это чувство. Я боялась, что мне будет очень больно, если я привяжусь к человеку, которого всего лишь интересует мое тело.
– Меня привлекало в тебе не только твое тело, – произнес он спокойным тоном. – Я придерживался соглашения, которое существовало между нами, но я сам обнаружил, что хочу знать о тебе больше: что ты любишь, что ненавидишь. Я хотел знать, что тебя смешит, что вызывает отвращение… Поэтому если ты хочешь узнать, что такое закоренелый пьяница, что ж, тогда мне нужно вновь вернуться в юные годы, когда я был моряком, и поделиться с тобой воспоминаниями. – Он улыбнулся ей, но его темные глаза были далеко-далеко, и вход в это «далеко» был закрыт для нее. – Закоренелые пьяницы жаждут сорвать на ком-нибудь злость и пускают в ход кулаки, считая, что это лучший способ доказать свою правоту.
– Значит, твой отец любил подраться? Прости. Уверена, что это ужасно. – Но его необычное спокойствие подсказывало ей, что он что-то недоговаривает, и она вздрогнула. – Подожди минуту. Он бил тебя?
Он пожал плечами, как будто не стоило говорить об этом, и взгляд Тори утонул в его глазах. Что-то заставило ее воздержаться от сочувственных слов.
Она не могла даже в страшном сне вообразить, что этого мужчину, этого отважного морского пехотинца, мог бить собственный отец. Стараясь не думать о своем шокирующем открытии, она прошла через комнату и снова уселась к нему на колени. Нежно обвив его шею руками, она опустила голову ему на грудь, прислушиваясь к сильным ритмичным ударам его сердца. И не обратила внимания на то, что он не обнял ее в ответ.
– Этот придурок не заслуживает такого сына.
Он вдруг заразительно расхохотался, но вместо горьких или саркастических ноток, которые она ожидала услышать, его смех был полон искреннего удивления. Он обнял ее, крепко прижимая к своей груди.
Она откинула голову, чтобы взглянуть на него.
– Что тебя так рассмешило? Я только сказала, что он не заслуживал…
– Я не собираюсь спорить с тобой на этот счет. Но слышать от тебя словечко «придурок» так забавно. – Он провел большим пальцем по ее губам. – Это рассмешило меня до слез.
– Что ж, ради Бога. Я всегда готова позабавить тебя, – произнесла она обиженным тоном, но в ее словах имелась доля правды. Она была счастлива, что ей удалось стереть тень прошлого из его глаз.