– Тут есть работающий подъемный мост и опускная решетка, и если ты подвинешь этот камень вот так, – она провела по камню указательным пальцем, – и потом тот, что рядом, то… – Внутренняя стена повернулась, открывая тайную комнату, заполненную средневековым оружием.
Джон рассмеялся:
– Великолепно! Я бы укрепил заднюю стену для лучшей защиты, но, похоже, у тебя есть катапульта для метания огня, а это уже половина дела. Пары бочонков с кипящей смолой вполне достаточно, чтобы дать отпор врагу, и ты имеешь неплохой шанс удержать крепость. – Он повернул голову и взглянул на нее. – Ты занимаешься этим ради заработка?
– Да. – Она вдруг обнаружила, что его лицо оказалось слишком близко от нее, а его любопытство стало чересчур острым, и отступила на шаг, стараясь не замечать прикосновения его руки к своей собственной. – Это получилось случайно. Сначала я соорудила домик для Эсме, потом кто-кто из ее друзей влюбился в него и захотел такой же. В результате я получила заказ от респектабельных родителей, и с тех пор слава о моем творчестве стала расти. В основном в пределах лондонского Мейфэра, но когда я открыла страницу в Интернете, заказы посыпались со всех сторон. И сейчас у меня столько работы, что я едва справляюсь.
– Ты думала когда-нибудь поставить дело на широкую ногу?
– Думала… минут пять. – Она встретила его взгляд. – И отказалась от этой идеи. Не только потому, что массовая продукция вновь втянет меня в ситуацию, которой я старалась избежать, оставив «Кимбалл и Джонс», чтобы не разрываться между бизнесом и Эсме. Но еще и потому, что это лишит проекты индивидуальности… а меня – радости творчества. Я должна сохранить все так, как есть. Потому что сейчас, когда я делаю очередной домик или замок, то знаю, какой девочке или мальчику он предназначен. Каждый ребенок получает неповторимое изделие, свой домик, непохожий на другие. А я – подлинное творческое удовлетворение, не говоря уже о том, что это занятие выгодно своей исключительностью…
Когда он наклонился проверить работающие механизмы замка, она почувствовала, как его плечо коснулось ее, и, отодвинувшись, прошла к полкам, где стояли другие модели, бывшие еще в стадии заготовки.
– Каждая напоминает мне, что я должна вернуться к ней… Ты сказал, что тебя привело сюда какое-то дело?
Повернувшись, она заметила, что он снова смотрит на ее ноги, но он тут же отвел глаза.
– Да. Предположение, что Джаред уехал из города, подтвердилось. Я нашел водителя такси, который подвозил его в ту ночь, когда был убит твой отец.
– О Боже праведный! – воскликнула она. Чувствуя, как слабеют колени, Виктория потянулась к стулу и присела. – Что ты сказал? Куда он отвез его?
– Он сказал, что мальчишка попался неразговорчивый и, кажется, был здорово испуган. Может, даже в шоке. Когда он спросил, всели у него в порядке, Джаред истерично рассмеялся, но потом успокоился и, ничего не ответив, вышел на автобусной станции.
– А ты узнал, куда он поехал оттуда?
– Нет. Я не смог найти никого, кто запомнил бы его. Но большинство подростков бегут в Денвер, так как он расположен ближе всего к Колорадо-Спрингс, и скорее всего твой брат там.
Она поднялась.
– Я буду готова через десять минут.
– Стоп, Тори… Не торопись. – Он удержал ее за плечи. – Мы никуда не едем.
– Но если ты думаешь, что он…
– Вот именно «думаешь»! Именно это и следует сделать. То есть подумать… Бежать сломя голову, не зная куда, – это не даст нам ничего. Мы поступим умнее, если я сначала проверю свои источники. И первым делом свяжусь с Центром защиты детей в Денвере.
– Что это?
– Организация, помогающая беглецам и тем несовершеннолетним, которые оказываются на улице. Я свяжусь с ними и пошлю по факсу фото Джареда, чтобы они могли опознать его во время своих рейдов в Скайлайн-парк по воскресеньям и четвергам.