Теперь коротышка улыбался во все зубы, и – возможно, полагая, что укрепляет таким образом гватемало-американскую дружбу, возможно, потому, что гордился своей работой, – он подошел к джипу и приподнял за волосы голову девушки, демонстрируя Минголле ее лицо.
– Bandida!– объявил солдат, скорчив страшную рожу.
Лицо девушки не слишком отличалось от его собственного: такой же острый нос и выступающие скулы. На губах блестела свежая кровь, а в центре лба виднелась выцветшая татуировка со свернувшейся кольцом змеей. Глаза были открыты, и, несмотря на мутную пленку, Минголла почувствовал, что связан с этой девушкой, словно откуда-то из-под этих глаз она грустно на него смотрит и все еще умирает, уже пройдя последний рубеж. Но тут из ноздри выполз муравей, уселся на изогнутую красную губу, и глаза стали просто пустыми. Солдат отпустил девушкину голову, намотал на руку волосы другого трупа, но поднять не успел – Минголла отвернулся и зашагал по дороге к авиабазе.
Вдоль посадочной полосы выстроились вертолеты, и, пробираясь между ними, Минголла разглядел тех самых пилотов, которые днем раньше привезли их с Муравьиной Фермы. Они разделись до трусов и шлемов, нацепили бейсбольные рукавицы и теперь перебрасывались мячом, стараясь закинуть его как можно выше. За ними стоял «Сикорский», на крыше сидел механик и возился с кожухом подвески главного винта. Сегодня вид пилотов не расстроил Минголлу, скорее наоборот, эта их нелепость почему-то успокаивала. Игрок промахнулся, и мяч упрыгал к Минголле. Тот подобрал его и швырнул ближайшему, который подскочил чуть не вплотную, остановился и раз-другой вбил мяч в карман рукавицы. Черный шлем и потный мускулистый торс делали его похожим на молодого энергичного мутанта.
– Ну, и как оно? – поинтересовался пилот. – Неважнецкий у тебя вид поутру.
– Да нет, все нормально, – начал было отпираться Минголла.– Хотя, – он улыбнулся, чтобы загладить оправдания, – тебе, конечно, виднее.
Пилот пожал плечами – бодро, видимо желая продемонстрировать хорошее настроение. Минголла кивнул на механика:
– Что-то сломалось, ребята?
– Обычная профилактика. Завтра утром назад. Подбросить?
– Не-а. У меня еще неделя.
Левую руку словно пробило страшноватым разрядом, и она задрожала. Это было очень невовремя, и Минголла сунул ее в боковой карман. Грязно-оливковая линия бараков передернулась, точно ее вывихнуло, и отодвинулась подальше; вертушки, джипы и солдаты на полосе превратились в игрушки: кусочки милого детского набора «Авиабаза Дяди Сэма». Рука билась о штанину, как больное сердце.
– Ну, я пошел, – сказал Минголла.
– Погоди, – сказал пилот. – Сейчас полегчает.
В словах звучал оттенок уверенного диагноза, и Минголла почти поверил, что пилот знает его судьбу, а заодно и в то, что такие штуки, как судьба, действительно можно знать.
– Ты вчера не врал, старик? – спросил он. – Про шлемы. Про то, что вы знаете будущее.
Пилот стукнул мячом о бетон, поймал его в самой высокой точке и принялся рассматривать. В щитке шлема Минголла видел отражение швов на мяче и названия бренда, но само лицо было спрятано – никакого намека на то, изуродовано оно или нормальное.
– Меня все спрашивают, – сказал пилот. – Больше прикалываются. Но ведь ты не прикалываешься, правда?
– Нет, – сказал Минголла, – я серьезно.
– Ну, – начал пилот, – значит так. Мы тут жужжим где придется на бреющем, а потому видим на земле всякое дерьмо, другим не видно. И взрываем его на хер. Год без малого – и пока что живы. Нехилый результат, чтоб мне провалиться.
Минголла был разочарован.
– Ага. Понятно, – сказал он.
– Ты слушаешь или нет? – рассердился пилот. – Мы ходячее доказательство – вот что я хочу сказать.
– Угу. – Минголла почесал затылок, сочиняя ответ подипломатичнее, но ничего не придумал.