Вытерпеть боль от прикосновения — это было самое малое, чем она могла отплатить сыну великого лорда, который был так щедр по отношению к ней. Прикосновения раньше не страшили Эмбер.
А теперь ей было страшно.
Пророчество, сопровождавшее ее рождение, дрожало в пространстве хижины, словно только что спущенная тетива… и Эмбер страшилась смерти, которую понесет на своем острие невидимая, неумолимая стрела.
Но в то же самое время желание прикоснуться к незнакомцу росло внутри нее, теснило ей грудь, почти не давало дышать. Желание узнать его становилось сильнее всего на свете — сильнее желания узнать свое настоящее имя, найти своих потерянных родителей, свое спрятанное наследство.
Это неукротимое желание больше всего пугало Эмбер. В своем молчании незнакомец звал ее, пел ей неслышным голосом, каким-то непостижимым образом заставлял повиноваться себе.
— Кассандра знает больше нас с тобой вместе взятых, — напряженно сказала Эмбер. — Мы должны ее подождать.
— Когда ты родилась, Кассандра назвала тебя Эмбер. Думаешь, это была просто ее причуда?
— Нет, — шепотом ответила она.
— Ты была рождена, чтобы повелевать всем, что из янтаря. И Кассандра это поняла. Как и то, что не сможет с тобой в этом сравняться.
Эмбер отвела глаза от напряженного взгляда Эрика.
— Разве ты можешь отрицать, что этот незнакомец носит твой знак? — требовательно спросил Эрик.
Эмбер ничего не ответила.
— Кровь Господня, — пробормотал Эрик, — ну почему ты такая упрямая?
— Кровь Господня, ну почему ты такой непонятливый?
Пораженный этой внезапной вспышкой Эмбер, он молча смотрел на нее.
— Тебе известно имя этого человека? — сердито спросила она.
— Если бы оно мне было известно, то не пришлось бы…
— Ты уже забыл пророчество Кассандры? — перебила его Эмбер.
— Это которое? — резко ответил он вопросом на вопрос. — Кассандра роняет крупицы пророчеств, словно дуб свои листья, когда их крепко прихватит морозцем.
— Ты говоришь, как человек, который никогда не видел дальше того, что у него в руках.
— Учитель фехтования хвалил меня за длину, на которую достает моя рука, — отпарировал Эрик, чуть усмехаясь.
Эмбер с досадой вздохнула.
— Спорить с тобой — все равно что с тенью драться.
— Кассандра об этом упоминает даже чаще, чем о метании бисера перед свиньями. Мудрость — ее, а свиньи, конечно, мои.
На этот раз Эмбер не поддалась остроумию Эрика и его разящему языку.
— Выслушай меня, — настойчиво сказала она. — Послушай, что привиделось Кассандре о моем будущем, когда я только родилась.
— Я ведь уже слышал, что…
Но Эмбер уже начала говорить, и слова срывались с ее губ неудержимо, пересказывая пророчество, которое родилось вместе с ней и сопровождало всю ее жизнь.
— «Может случиться, и безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом. Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется.
Он явится тебе из теней темноты. Коснись его — и ты узнаешь жизнь, которая возможна, или смерть, которая придет.
Будь же подобна солнечным лучам, сокрытым в янтаре: чужой руки не ведая касаний и ни к кому сама не прикасаясь.
Запретной оставайся».
Эрик бросил задумчивый взгляд на незнакомца и потом на девушку, которая и правда была как солнечный лучик, заключенный внутри янтаря, где яркость золотистых тонов омрачалась одной-единственной темной истиной: простое прикосновение могло причинить ей сильную боль.
И все же он собирался попросить ее прикоснуться к незнакомцу. Ибо у него не было выбора.
— Прости, — сказал Эрик, — но если соглядатаи Доминика ле Сабра или Шотландского Молота разгуливают по земле Каменного Кольца, то мне надо это знать.
Эмбер медленно кивнула.