— От всех? — переспросил Дункан.
— Почти от всех, — колко ответила Эмбер. — Если ждать, пока исправится твой нрав, то скорее окажешься завернутой в саван и по дороге на кладбище.
Дункан сверкнул на нее своими карими глазами, но у него хватило ума признать, что она права. С самого утра он пребывал в отвратительном настроении — его сновидения были полны неясных теней и чувственного жара.
— Прости меня, — сказал он. — Нелегко смириться с тем, что я потерял память о прошлом. Но чтобы прошлое мешало моему настоящему и будущему — снести такое я уж никак не могу.
— Здесь у тебя есть будущее — если захочешь, — заметила Эмбер.
— Фригольдером или оруженосцем? Она кивнула.
— Ты великодушна.
— Не я. Эрик. Он хозяин в замке Каменного Кольца. Дункан нахмурился. Он еще не видел молодого лорда, но сомневался, что поладит с ним. Привязанность Эмбер к Эрику сильно мешала его душевному спокойствию.
Как всегда, глубина его собственнического чувства по отношению к Эмбер поразила Дункана, но он не в силах был ничего изменить. Как и понять, почему он испытывает такое чувство.
Должно быть, мы были любовниками. Или хотели быть.
Дункан подождал, прислушиваясь к себе, будто пробуя языком больной зуб.
Осторожно. Настойчиво.
Ничего не случилось. Совсем ничего.
Не возникло ни ощущения правильности, ни ощущения неправильности, как в тот момент, когда он заметил, что у него нет меча; была лишь уверенность, что никогда еще он не испытывал такого сильного чувства к женщине.
— Дункан? — тихо окликнула его Эмбер. Он мигнул и очнулся от своих мыслей.
— Не думаю, что мне понравилась бы жизнь фригольдера или оруженосца, — медленно произнес Дункан.
— Чего же ты хочешь тогда?
— Того, что потерял.
— Темный воин… — прошептала она. — Перестань думать о прошлом.
— Это было бы равносильно смерти. Опечаленная Эмбер отвернулась и надела на голову кречета колпачок. Птица отнеслась к этому спокойно, удовлетворенная на какое-то время недавним полетом и вкусом крови.
— Даже самый свирепый сокол почти безропотно позволяет надеть на себя колпачок, — сказала она.
— Потому что знает, что колпачок снимут, — ответил Дункан.
Эмбер повернулась и пошла к конюшне, примыкавшей к одной стороне хижины. Оруженосец Эгберт, скорее мальчик, чем мужчина, медленно поднялся на ноги, потянулся и открыл перед ней дверь. Посадив кречета на место, Эмбер сама закрыла дверь за собой и махнула рыжему Эгберту в знак того, что он может вернуться к своему занятию — ленивому пересчитыванию облаков в небе.
Как только они с Дунканом удалились настолько, что оруженосец больше не мог их видеть, Эмбер повернулась к своему спутнику и легонько прикоснулась к его руке.
— А кроме прошлого, чего ты больше всего хочешь? — тихо спросила она.
Ответ не заставил себя ждать.
— Тебя.
Эмбер замерла. Радость и страх боролись в ней, сотрясая ее.
— Но этого не будет, — ровным голосом продолжал Дункан. — Я не возьму девушку, не зная, какой обет мог дать другой.
— Я не верю, что ты связан с другой женщиной.
— И я не верю. Но сам я родился от внебрачного союза, — четко произнес он. — И не оставлю после себя ни незаконнорожденного сына, которому пришлось бы жить подачками, ни незаконнорожденной дочери, которой пришлось бы стать наложницей какого-нибудь знатного лорда.
— Дункан, — прошептала Эмбер. — Откуда ты знаешь?
— Знаю что?
— Что ты незаконнорожденный. Что один из твоих родителей нарушил супружескую верность.
Дункан открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Он резко тряхнул головой, словно после только что полученного удара.
— Я не знаю, — простонал он. — Не знаю!
Но он это знал. Всего одно мгновение. Эмбер ощутила это так же безошибочно, как ощущала жар его тела.