— Тебе не очень нравится, чтобы за тобой ухаживали, — Одрис со вздохом поднялась с колен и села на подушку, которую использовала, когда наносила мазь на руки Бруно.
— Бруно, ты не вернешься домой?
— Нет, — твердо ответил он. — Я помогу драться с шотландцами, если они придут, но затем я уеду.
Блестящие глаза Одрис мгновение следили за его лицом и потом опустились. Она чувствовала, что под маской бесстрастности Бруно скрывается глубокое беспокойство. Она снова подняла глаза.
— Если я попрошу сэра Оливера…
— Нет! — воскликнул он, прервав ее, и затем, увидев, как это потрясло ее, поспешно продолжил:
— Одрис, не думай, что меня выставит сэр Оливер. Он не относится к жестоким и несправедливым людям. Если бы он хотел избавиться от меня, то выгнал бы — или убил — меня, когда я был еще ребенком. Наоборот, он тщательно занимался моим обучением, нашел для меня почетную службу и даже дал мне столько, сколько многие дают своим юным сыновьям: превосходное вооружение и доспехи, хорошего коня…
— Конечно, дядю Оливера нельзя упрекнуть в жестокости или в несправедливости, — согласилась Одрис. — Кто может знать это лучше меня? Какой-то младенец нескольких месяцев от роду остается наследником богатого состояния. А много ли тех, у кого были прямые наследники, смогли сохранить своих детей от простуды, или от других ужасных болезней, или от несчастного случая? Я обязана жизнью дяде Оливеру и тете Эдит. Я понимаю, что тебе пришлось бы больше по душе служить у кого-то другого, но теперь, когда дядя Оливер состарился…
— Одрис, ты глупышка. Твое благополучие и права на Джернейв — это главное для сэра Оливера. Вот почему мне надо уйти безвозвратно.
Мгновение она пристально смотрела на него, затем медленно отрицательно покачала головой:
— Ты не можешь думать, что мой дядя, испугавшись тебя, навредит мне и отберет у меня Джернейв.
Он пожал плечами:
— Я надеюсь, что нет… хотя, боюсь, он доверяет мне не так, как тебе. Одрис, ты сама говорила, что я похож на сэра Оливера, и если он был во многом похож на своего брата, то выходит, что я похож на твоего отца…
— Я уверена, что это так, брат.
— Не называй меня братом! Неужели ты не видишь, что это угрожает тебе опасностью? Я не отберу у тебя Джернейв, однако другие могут отдать предпочтение мне, а не женщине.
— Хорошо, но что бы произошло, если бы ты правил в Джернейве? — с сомнением спросила Одрис. — Ты бы выгнал меня? Разве ты не разрешил бы мне жить спокойно, как сейчас, и не оставил бы мне ткацкий станок, сад и моих ястребов? Я не считаю себя несчастной, а если ты станешь моим компаньоном, я буду еще счастливее.
— Это неправильно! — воскликнул Бруно. — Ты должна выйти замуж. Твой муж будет единственным, кому надлежит взять Джернейв в свои руки, когда сэр Оливер совсем состарится. Почему у тебя нет мужа?
— Я не встретила никого, к кому бы питала благосклонность, — резко ответила Одрис, — а мой дядя слишком добрый, чтобы выдать меня замуж принудительно.
Бруно нахмурился. Эпитет «добрый» не совсем подходил для сэра Оливера. Это был жестокий человек, но в то же время честный и искренний. Он делал все, что, по его мнению, надо было делать, вне зависимости от того, нравилось ли ему самому делать это, и других заставлял поступать так же. Бруно усомнился в том, что выбор Одрис будет иметь какое-либо значение, если сэр Оливер решит выдать ее замуж.
— Ты наследница по прямой линии, — сказал он, стараясь избегать любых замечаний, которые могли бы выглядеть как упрек сэру Оливеру или показывали бы, что он в чем-то его подозревает, — и будет справедливо, когда продолжателем рода Фермейнов из Джернейва станет твой сын. Если ты выберешь сильного человека, который будет добр к тебе, то какой еще благосклонности ты хочешь дожидаться от судьбы?
Одрис опустила глаза.