Постепенно стало совсем темно, и он решился покинуть свое убежище. Вокруг было очень тихо. Хью начал подумывать, что его начальное предположение было неверным и кастелян его вообще не искал. Значит, та стремительная беготня к конюшням и к страже у ворот являлась подготовкой к переговорам о сдаче замка. Эта мысль разозлила Хью, однако такая ситуация была благоприятной для него: ведь тогда и охрана Уорка, и охрана отряда Саммервилля скорее ослабят бдительность, чем будут готовиться к штурму. Хью тихо прошел к углу сарая и выглянул. Ничего. Скользнув обратно, он прошел к другому углу — и оттуда не увидел никакого движения. После наступления сумерек он ни разу не слышал шагов по расположенному над ним настилу. Недалеко стояла стремянка. Хью покинул укрытие и полез на нее. Высунув голову над настилом, он помедлил и всмотрелся вправо и влево. В обозримых пределах, ограниченных темнотой, на настиле никого не было. Если там и оставались стражники, то все, вероятно, наблюдали за лагерем неприятеля. Хью полностью забрался на настил, пригнувшись, чтобы его не было видно над верхней линией частокола. Не разгибаясь, он стянул моток веревки с плеча, обвязал один конец вокруг заостренного конца бревна частокола… и застыл, как только раздался предупреждающий возглас, и факел, вставленный в гнездо, вспыхнул ярким пламенем
Паралич, порожденный неожиданностью, длился всего мгновение. Обхватив веревку сильными пальцами, Хью перебросил свое тело через стену и заскользил вниз так быстро, как и сам не ожидал от себя. От жара и боли, вызванных трением о веревку, он закусил губы; ее льняные жгуты находили нежные места в его мозолистых ладонях, раздирая их до мяса, но он не пытался замедлить спуск. От удара мечом охранника веревка резко задрожала. Однако боевой меч — не нож для шинковки капусты, и, чтобы перерубить веревку, стражнику пришлось нанести еще два удара. Когда последняя прядь, наконец, лопнула, Хью полетел вниз, и его ноги инстинктивно согнулись, чтобы смягчить удар; он был достаточно близко к земле, чтобы упасть без ушибов. Однако стенка рва под крепостным валом была крутой, и он беспомощно покатился вниз, получая толчки и жгучие ссадины от каменистой почвы.
Хью не обращал внимания на травмы, хотя каждый раз, перекатываясь, ощущал болезненные уколы от меча, кинжала и мешочка со шпорами в разные части тела. Его больше беспокоил создаваемый шум. При одном из перекатываний его взгляд мельком упал на стену, но этого было достаточно, чтобы заметить появление над нею еще нескольких факелов. Затем пламя расцвело буквально под ним, и пришлось скрутиться, приложив неимоверные усилия, чтобы не попасть в огонь факела, сброшенного со стены, чтобы осветить участок. Его тело не погасило бы пламя, вероятнее всего, горящая расплавленная смола подожгла бы плащ. Упали следующие факелы, но не так близко, однако Хью уже стукнулся о дно рва, осыпаемый землей и камнями. В тишине, которая наступила после того, как он ударился о противоположную стену рва, Хью услышал раздавшееся позади жужжание и щелчки выпускаемых стрел. Люди на стене ожидали, что он будет оглушен и останется лежать. Первые стрелы не задели его, так как Хью сразу же пополз на четвереньках вперед, сначала прямо на несколько футов, а затем петляя из стороны в сторону. И все же его спасло только то, что возбужденные люди стреляли порознь вместо того чтобы накрыть весь участок залпом.
Спустя мгновение Хью был за пределами освещенного участка. Он резко остановился, набрал полную горсть земли с галькой и бросил ее недалеко вперед. Опираясь на колени, он сгреб побольше земли обеими руками и снова кинул ее сначала левой рукой, а затем — сильнее — правой.