Но пар, выходящий из его трубы, был виден и выглядел как торфяной дым. Если дым этот был немного пахучим и в нем всегда присутствовал запах ячменя, так это вполне соответствовало тому, как питались Синклеры. Они ели ячмень с утра до ночи – ячменные лепешки и ячменный суп, ячменная начинка, ячменный хлеб, ячменная каша.
Эта затея вполне могла спасти их. Приданое будущей жены – это, конечно, божий дар, но не сможет же клан вечно жить на эти деньги. Единственное, что может их спасти, – это доход, получаемый от перегонки ячменя.
План казался вполне стоящим. Сложность заключалась в стофунтовом медном котле. За него заплатили последними наличными, которые еще оставались, но он прибыл в замок уже после смерти Ангуса. Никто не сумел получить из него вкусного виски. Члены клана трудились с увлечением, особенно с тех пор, как узнали, что виски у них больше не осталось, но они умели обращаться только с маленькими перегонными кубами, тайно хранившимися в спальнях и под кучами ячменя. Они ничего не знали о том, как перегонять ячмень в таких больших и внушительных емкостях. Ангус был человеком молчаливым и хорошо хранил свои секреты, так что ни одна из их общих или личных попыток не дала результат в виде хотя бы мало-мальски приемлемого напитка. А сегодня, стараясь сделать смесь более крепкой, они преуспели только в том, что на дорогом котле появились вмятины, а трубы, которые входили и выходили из него, погнулись.
Лахлан стоял в центре пещеры и думал – неужели поступки предков Синклеров были такими гнусными, что его до сих пор карают за них? Разве справедливо, чтобы голодали ни в чем не повинные люди вроде маленького Алекса, чтобы на лицах женщин застыло выражение неизбывной тревоги?
Единственным светлым пятном в его мрачном будущем была Иласэд. Всю ночь она не выходила у него из головы, оставалась там и теперь, когда он ходил взад-вперед по пещере, выбирая те куски трубок, которые еще могли на что-то сгодиться.
– Лахлан! – Это снова был Алекс; на этот раз он по-мужски засунул руки в карманы штанов и стоял почти в такой же позе, как его отец. Его темные карие глаза были такими же, как у большинства Синклеров. Но именно упрямые очертания подбородка выдавали в нем истинного члена клана. Это, да еще приятная улыбка. Мать говаривала Лахлану, что эта улыбка сгубила много робких девушек из их клана. Но она смеялась, говоря это, и нежно смотрела на мужа. Лахлан скучал по ним обоим. Вероятно, отчасти присущее ему чувство ответственности было вызвано уверенностью, что родители как-то наблюдают за ним, оценивая его достоинства как лэрда. Если так, им, конечно, радоваться нечему.
– Что мы теперь будем делать, лэрд?
Лахлану стало неловко от устремленного на него внимательного взгляда, особенно потому, что взгляд этот принадлежат шестилетнему мальчишке. Но вопрос, заданный мальчиком, был в глазах всех стоящих вокруг взрослых мужчин.
– Мы приведем здесь все в порядок, Алекс, и попробуем еще раз. Вот так. А если не получится, попробуем снова.
Сам он не чувствовал никакого оптимизма, но должен был это сказать ради людей, которые стояли перед ним. Только это он и мог им дать. Это, да еще самого себя. Добровольное самопожертвование путем вступления в брак. Только теперь, когда он встретил Иласэд, самопожертвование уже не казалось таким страшным.
Глава 5
Она не могла дождаться, когда же наконец стемнеет; сумерки никак не наступали. Солнце висело над горизонтом, как непослушный ребенок, который не желает отправляться в постель. Дженет мысленно подгоняла его. Но от этого солнце не заходило быстрее.
Наконец настала ночь. Птицы оповестили о наступлении темноты своими трелями. Дождь не мутил неба, но луна уже пошла на убыль. Время шло, тени украсили парк своими узорами.