И никто не будет наказан за охоту в лесах, если он поступает так, чтобы кормить семью, а не наживаться на продаже мяса.
Ричард повторил эту фразу дважды, желая вдолбить ее в умы самых непонятливых.
Ропот в толпе стал таким громким, что заглушил шум морского прибоя, бьющего о скалы. Ричард обвел взглядом зловещий круг — никто не верил ему, все дышали ненавистью я злобой. Эти люди изголодались и в этом винили его.
— Сегодня вам нечего есть, потому что ваш урожаи уничтожен или украден. Ищите пищу в лесу. Никто за это не будет наказан. А завтра займитесь землей, взрыхлите ее и засейте, пока не поздно!
— Все до последнего зернышка у нас отобрали. Что мы будем сажать? А если что-то взойдет на этой земле, все равно у нас опять заберут урожай. Тогда пусть наша земля останется бесплодной! — Уэльсец злобно сплюнул на землю у себя под ногами.
— Грешно плевать на землю, которая всех вас кормит, — возразил Ричард. — Завтра каждый, кто придет в крепость Гуинлин, получит семена для посева.
— А урожай съедят англичане… — настаивал упрямый уэльсец.
— Урожай будет принадлежать тем, кто его взрастил. Лишь часть его, как заведено издревле, отдаст хозяин церкви и владетельному лорду Гуинлина. А я есть владетельный лорд, и мое слово твердо. Закон будет один для всех — и для уэльсцев, и для англичан. Без страха приходите ко мне в поисках справедливости, даже если вас обидел англичанин.
— Красиво ты говоришь, — промолвил пленник, — но мой народ достаточно наслушался лжи от англичан.
Упрямство этого искалеченного мужчины и раздражало, и удивляло Ричарда. Поверженный, избитый, втоптанный в грязь, он выступал грозным обвинителем могучего рыцаря.
— Как твое имя?
— Хейвидд Сел.
— Трудно произнести моему языку твое имя. но живи, Хейвидд Сел. Только укороти свой язык, а еще лучше не попадайся мне на глаза.
Пленник вздернул голову вверх, и Ричард увидел, насколько тот искалечен. Помимо заплывшего глаза, челюсть его была разбита, и поэтому он так невнятно шамкал.
— Не думай, рыцарь, что, если я стоял перед тобой в грязи на коленях, я ниже тебя. И я не собака, виляющая хвостом, если ей бросили кость. Мы никогда не полюбим тебя, так же, как и ты нас…
Ричард уже начал терять терпение:
— Ведь не я поставил тебя на колени. Я, наоборот, поднял тебя с колен. Согласись, ведь так? — Напрасно ждал Ричард от уэльсца ответа.
Тот жег его своей ненавистью, и рука Ричарда невольно потянулась к мечу. Но он сдержал себя.
— Хватит! Спор бесполезен. Мы одолели в битве ваше войско, а те из вас, кто уцелел, должны признать свое поражение. Одумайся! Подкрепись жареным зайцем и берись за работу!
Не дожидаясь, что скажет непокорный мятежник, Ричард повернул Саладина, и толпа расступилась, пропуская всадника.
Отъезжая, Ричард бросил:
— Приходи за семенами, когда поле будет вспахано. Симон взял на себя смелость скомандовать солдатам вложить оружие в ножны, построиться и выбраться из толпы. Догнав господина, он тихо спросил:
— Можно ли верить этому дикарю?
— А ты как считаешь? — откликнулся Ричард.
— Что правда, то правда… выглядит он изрядно отощавшим.
— Вот поэтому я ему и поверил. Человек не станет рисковать жизнью из-за жалкого зайца, если не дошел до крайней черты.
— Я рад, что вы избавили его от наказания, Ричард. Я имею в виду отсечение рук. Слишком суровый способ наводить порядок…
Ричард прервал его:
— Лучше убить мужчину, чем лишить его рук. Это значит обречь его на муки ада еще здесь, на земле, и приобрести себе такого врага, что и в страшном кошмаре не приснится. Нельзя доводить людей до отчаяния, Симон, запомни. Опасен тот, кому нечего терять.
Элен поместили в роскошно обставленном покое королевы.