Генри тут же обидчиво надулся:
— По-вашему, выходит, что я не гожусь даже для такого пустячного дела? Зря вы так думаете, миледи.
О, как ненавидела она себя в этот момент! Генри будет вспоминать о ней потом всю жизнь с горечью и презрением, а Ричард? Может быть, разумеется очень не скоро, Ричард сменит гнев на милость и простит ее, а вот себе она никогда не простит, если потеряет и Оуэна, и Дилана — обоих, не сделав все возможное для их спасения.
Они спустились по многочисленным виткам узкой темной винтовой лестницы в глубь подземного каземата. Элен приветливо кивнула стражнику, стоящему возле окованной железом двери. Его звали Роджер. Дома, в Суссексе, по нему скучала жена и росли двое маленьких сынишек. Элен не хотелось, чтобы они осиротели.
— Я пробуду внизу час или больше… Так как со мной Генри, то ты, Роджер, можешь подняться наверх и еще поспеть к ужину.
Солдат с надеждой посмотрел на Генри Блуэ.
— Ступай, парень, — согласился тот. — Но смотри, возвращайся назад, не качаясь.
Элен отвернулась, чтобы факел не осветил ее лицо. Она боялась выдать себя. Пока все удавалось ей на удивление легко. Люди ей доверяли, и она их дурачила. А самым большим глупцом будет выглядеть Ричард.
Ее дрожащие руки наскоро обследовали ранения шестерых уэльсцев, лежащих пластом на грязной сырой соломе. Одни бредили, другие были без сознания или притворялись таковыми. Элен выполняла свою работу с притворным равнодушием.
— Нам еще предстоит взглянуть на Рыжего Лиса. Ему надо сменить повязки.
Генри потупил голову:
— Миледи, я не осмелюсь…
Элен не ожидала, что ложь так легко будет литься из ее уст.
— Ричард разрешил. Если ты мне не веришь, поднимемся наверх и спросим у самого лорда.
Она затаила дыхание, ожидая, какое решение примет Генри. Позволить ему уйти из подземелья она уже не могла.
— Мы зайдем в нору к Лису вместе. Коль ты боишься, что я передам узнику какие-то секреты, то я буду говорить с ним только по-английски, чтоб ты все понял.
Последний довод окончательно сломил нерешительность Генри. Его совсем не манило утомительное путешествие наверх за подтверждением приказа милорда.
— Вы уж извините меня, леди, если вам показалось, что и веду себя непочтительно. Конечно, я вам полностью доверяю.
Слова его обожгли Элен, как удар хлыста. Милый, преданный, доверчивый Генри!
Генри отпер камеру Дилана, и они вместе проникли в тесный каменный мешок. Тусклый свет падал вниз сквозь забранное железной решеткой отверстие в потолке. В молчании Элен встретила взгляд неукротимого уэльсца и поморгала ресницами в надежде подать ему знак. Она опустила корзинку с лекарственными снадобьями на пол у входа и присела возле раненого.
Дилан сразу же задал ей вопрос по-уэльски, но она мотнула головой, указала на Генри и приложила палец к губам.
Потом занялась врачеванием, чтобы усыпить бдительность своего спутника.
Тишина подземелья давила на всех троих. Элен разматывала повязки. Дилан смотрел на нее выжидающе. Генри возвышался над. ними, переминаясь с ноги на ногу, ощущая некоторое беспокойство.
Элен встала и направилась к оставленной у двери корзинке. На дне ее был заранее припрятан кинжал. Сердце ее стучало так, что было удивительно, почему мужчины не слышат этих глухих ударов.
Узкая полоска стали зловеще блеснула в сумраке подвала. Элен шагнула, замерла у Генри за спиной, готовя себя к поступку, которому противилось все ее существо. Былую отвагу, дерзость и способность убивать она, вероятно, утратила после того, как в ней проснулась женщина. Лишить человека жизни ей стало невмоготу — особенно Генри, доверившегося ей.
Элен рванулась вперед, левой рукой схватила Генри за колючий, небритый подбородок, а правой приставила острие к его горлу.