- Не спускайте глаз с пленных!
Рыбаков выключил радио и проговорил:
- Хорошо бы передачу из Москвы послушать.
Спирин нахмурил брови и посмотрел на товарищей, однако чувствовалось, что ему тоже очень хотелось послушать Москву.
- Радио, - не успокаивался Рыбаков, - это очень важное средство политической борьбы. По радио мы можем ловить сводки Совинформбюро и говорить людям правду о положении на фронтах. Тогда нам не придется пользоваться бог знает какими слухами. Виктор, подумай о Тихомирове, для него этот приемник будет дороже всего!
Спирин почесал затылок и спросил:
- А можно вообще поймать Москву?
- Все зависит от батарей, - объяснил Шменкель. - Если они еще не разряжены, наверняка можно.
- Если ты долго будешь говорить, мы сегодня вообще ничего не сделаем, - съехидничал Рыбаков.
- Ну давайте, снимайте, только быстро...
- Приемник очень хороший, - заметил Кубат. - Аккумулятор есть. Если хотите, я помогу вам снять радио, вынуть инструмент из багажника, предложил свои услуги солдат.
Шменкель обошел машину и открыл багажник. Там были самые различные инструменты.
Рыбаков, глядя на Кубата, начал нервничать:
- Что он еще хочет? Если он не замолчит, я его быстро успокою...
- Оставь его. Он говорит, что в машине есть небольшое динамо. С его помощью мы сможем заряжать аккумулятор.
Движением головы Шменкель приказал Кубату подойти к нему.
- Оружие есть?
- Господин говорит по-немецки? Я почему-то сразу так и подумал.
- Я хочу знать, оружие у тебя есть? - еще раз спросил Шменкель.
Пленный показал на машину. Там стоял карабин.
- Помоги мне, но не вздумай попытаться удрать, а то дам очередь из автомата вдогонку, и все. - С этими словами Шменкель развязал пленного. Ну, неси сюда ящик с инструментами.
Рыбаков нахмурился, Фриц же только махнул на него рукой.
- Парень, кажется, не торопится попасть в свою часть, - заметил Фриц и, повернувшись к пленному солдату, сказал: - Ну а где же ваша батарея?
- И думаю, вот тут. Пожалуйста. Я не очень-то разбираюсь в технике.
Солдат стал помогать Шменкелю снимать радиоприемник.
- Ты кто по профессии? - спросил его Шменкель.
- Официант... Работал в отеле "Европа" в Брюнне.
- Убери-ка пальцы. Так... а теперь тяни. А как ты попал в Россию? Уж не собирался ли разбогатеть и завести собственную гостиницу?
Кубат вытер мокрый от пота лоб:
- Неужели я похож на завоевателя? Никто не спрашивал меня, согласен я сюда ехать или нет.
- Так, теперь держи приемник!
Спирин тем временем поднялся на высотку и оттуда дал знак, что пока все спокойно. Через четверть часа приемник и аккумуляторные батареи были сняты с машины. Бензин партизаны слили, а машину подожгли.
Ящик с инструментами и приемник взвалили на Кубата, которого Рыбаков то и дело подгонял возгласами "давай, давай!".
Добрались до лагеря. Впереди шел пыхтевший от тяжелой ноши Кубат, за ним врач, красный как рак и ужасно злой: он был недоволен, что его, лейтенанта, привязали к какому-то водителю.
За несколько дней лагерь нельзя было узнать. И не потому, что зазеленела трава, а на кустах появились клейкие листочки. Просто в нем уже не было загородок и заборов между отрядами. Это был партизанский лагерь, в котором вся караульная служба подчинялась единой комендатуре, хотя внутренний распорядок в каждом партизанском отряде оставался свой. Как и раньше, у каждого отряда были своя собственная кухня, свои продукты, бани, конюшни.
Все новшества исходили от Николая Афанасьевича Морозова, старшего лейтенанта-артиллериста, командира отряда имени Котовского. Все наболевшие вопросы партизаны обсуждали на общих собраниях.
Определив пленных в одну из землянок (возле нее сразу же выставили часового), Спирин пошел к Морозову доложить о своем возвращении. Николай Афанасьевич, невысокий, очень подвижный мужчина, уже шел ему навстречу.