К началу марта стало ясно, что рука, если даже и восстановится полностью, то не скоро и нелегко: пытаясь взять две октавы, он не чувствовал мизинца и безымянного пальца, а ладонь немела. Отец страдал так, что он не знал, чем его утешить и говорил, что виноват совсем другой человек, и что в пианисты он, в конце концов, не готовился, а петь можно и с порезанной рукой…
Но тогда же случилось такое, чего он не ожидал и к чему готов не был. Он так и не понял, почему, но по школе - даже не по классу - поползли слухи о легкомысленности и доступности Рыжей Кари. Настолько, что ученики старших классов стали делать ей недвусмысленные предложения. Она, по обыкновению, смеялась, кокетливо возмущалась. Потом оказалось, что все гораздо серьезней - кто-то начал говорить, что видел ее там-то и с тем-то, а кто-то утверждал, что сам был с ней - "наедине". И наконец он услышал собственными ушами:
- Да ладно! С ним ходила, значит, а со мной что? Может, тебе заплатить?
- Я никуда ни с кем не ходила! - в ее голосе зазвенели слезы.
- Брось! Все говорят! Что, Музыкант тебе не заплатил - так ты на него обиделась?
Можно было бы сразу дать по морде - но разговор происходил за дверью и стало бы ясно, что он подслушивал. Он заметил тогда, что Кари изменилась - она не смеялась больше, и выражение глаз ее стало постоянно испуганным и напряженным - затравленным, как у человека, отовсюду ожидающего подлости. Как-то раз, кагда он намеревался войти, она выбежала и они столкнулись в дверях - глаза ее полны были слез.
- Что, доволен? - крикнула она ему. - Доволен, да?
"Дура ты несчастная, - подумал он, глядя ей вслед. - Чем я могу быть доволен?.."
Тогда он начал прислушиваться и следить за взглядами и жестами. "Мне наплевать на тебя, - говорил он себе. - Дело не в тебе. Дело в моем отношении к тебе - том отношении, от которого ты ничего не оставила…"
Наконец однажды в туалете - а где еще можно подслушать такое? - ему удалось подслушать сплетничащих учеников из параллельного класса - они обсуждали достоинства внешности Кари и тот факт, что ничего такого ни у кого с ней не было, а как хотелось, но она, конечно, стервочка, "нагревалка", и вообще - надо подкараулить ее где-нибудь и… Наверное, Музыкант ей не понравился, и теперь она смеется над ним, конечно - у него-то опыта нет, откуда - он учится, а она, поди, все уже хорошо умеет, неплохо было бы проверить…
Он узнал их по голосам и остановил на выходе:
- Есть разговор, коллеги. Пройдемте вон туда.
- Зачем туда? - переглянулись те. - Там народу полно.
- Вот именно. Для этого.
Юноши замялись.
- Так что же?
- Слушай, - заговорил один. - Ты… это… Ты тут ни при чем. Ты услышал, чего мы там болтали? Забудь!
- Не получится.
Он говорил нарочито громко и на них стали оглядываться и подходить. Через пол-минуты они были уже в центре внимания.
- Я хочу, - громко сказал он. - Чтобы вы при всех повторили то, что только что говорили, будучи одни, извинились бы и сказали, что все сказанное вами - грязная ложь.
Наступила тишина: это было что-то новенькое в истории школьных разборок! А главное - в центре этой разборки оказался тот, кого менее всего ожидали там увидеть.
- Да ну… - пробурчал один. - Что ты, не знаешь, о чем болтают парни в сортире? От других еще не такое можно услышать!
- Другие меня не интересуют. Или вы делаете то, что я сказал, или вы - сплетники, брехуны и сексуально озабоченные пошляки. Ну!
- Магнус, да ты что? - выступил кто-то из его класса. - Чего ты за нее заступаешься? Она тебя на смех подняла перед всеми! И где она? Она тебя сейчас даже не слышит! - и все стали оглядываться, ища виновиницу конфликта.
Круг сомкнулся уже довольно тесный и он, обернувшись, без труда достал пославшего реплику и ткнул его пальцем в грудь:
- Ты - молчи. Тебя не спрашивают.
Расталкивая локтями стоявших впереди, пробился еще кто-то. За него заступались, одноклассники были на его стороне, но он этого не замечал:
- Магнус, ты послушай! Мы знаем, что ты вел себя с ней именно как рыцарь, потому что тебя мы знаем уже девять лет, а ее… Ты из-за нее руку вон распорол до кости, играть-то теперь сможешь?.. О таких встречах молчат - что бы там ни произошло. Если она так обгадила тебя, то что было бы с тем, кто и правда бы попытался?..
- А может, - усмехнулся один из тех двоих, из параллельного. - Ей как раз это и не понравилось? Может, она как раз хотела, чтоб ты попытался? А ты так ее разочаровал!
Послышались смешки.
Он зажмурился и ударил говорившего кулаком в лицо - так сильно, как позволили отчаяние и боль оскорбленного чувства. Он никогда раньше никого не бил, и драться не умел - на обучения боевым искусствам так и не удалось выкроить время. Но он обладал уже приличным ростом и соответствующим этому росту весом, а пострадавший не ожидал удара - никто не ожидал бы удара от Музыканта - и потому не удержался на ногах и упал на пол: от неожиданности его даже не успели поддержать… Удар пришелся по брови, и кровь потекла, пугая своим изобилием.
- А это тебе! - он отвесил еще одну плюху - тому, другому, но тот успел уклониться, удар смазался по скуле и оказался не столь впечатляющим.
Пострадавшего поднимали с пола и прикладывали платок к ране, а кто-то из одноклассников подскочил и попытался схватить его за руку: может, испугались, что теперь он, как взбесившийся слон, пойдет громить всех подряд… Он тряхнул рукой и освободился. К ним уже бежали и что-то кричали учителя.
- Да ты что?! - закричал ему кто-то прямо в ухо. - Она тебя не стоит!!
- Я знаю, - ответил он спокойно и обвел глазами всех. - А теперь слушайте! Своими сплетнями вы оскорбляли не только ее, но и меня. Я требую эти сплетни прекратить. Иначе стану бить морды всем - без разбора. И вам - тоже!
И он ткнул пальцем в группу притихших и вытаращивших глаза девченок.
Конфликт замяли. Пострадавший пострадал не сильно - ему наложили всего один шов, заклеили рану пластырем, а Магнус пришел попросить у него прощения. Они пожали друг другу руки.
- Ну, - сказал юноша. - Ты и удивил нас! Если ты еще научишься драться, как следует, то вообще…
У другого синяк на скуле едва был заметен:
- Ты парень, что надо. Только девку себе выбрал не ту, - и вздохнул. - Да мы все по ней слюни пускали.
- Оставим эту тему, - сказал он тихо. - Отношения выснены, конфликт исчерпан. Не так ли?..
Рыжая больше не появилась в школе, потом все узнали, что родителя перевели ее в частный колледж. Он часто вспоминал ее - а кто не вспоминал бы? Хотел бы встретить хотя бы случайно, на улице, чтобы посмотреть ей в синие глаза и задать тот же вопрос, что задала ему она и что остался последними ее словами, обращенными к нему: "Ты довольна?"… Но встретиться не получалось: то ли она вообще уехала из города, то ли не появлялась на улицах. А ему некогда было бродить по городу, надеясь на случайную встречу.
Его рейтинг в школе взлетел под небеса: ребята не посмеивались больше, а девчонки вдруг разглядели, что Музыкант - высокий и очень симпатичный, а главное - абсолютно надежный парень. И называть его стали по имени, а не произвищем. Хотя, учитывая обстоятельства, и "Рыцаря", и "Музыканта" действительно можно было бы принять, как титул…
В гимнастическом зале школы стояло пианино, и однажды он подошел к нему, открыл крышку и нажал пару клавишь. Бабушка в свое время оказалась права - его рука теперь могла охватить две октавы. Инструмент звучал так себе, да и как иначе он мог звучать, ведь это был не концертный рояль… Он взял несколько аккордов, потом отрегулировал высоту табурета, оглянулся - в дверь заглядывали малыши начальных классов.
- Они хотели, чтоб я им сыграл, - прошептал он малявкам. - Хотите, я сыграю вам?
- Хотим, - ответили те. - А им?
- А они пусть как хотят…
И он сыграл сначала "Вальс цветов", потом несколько вальсов Штрауса, и закончил Седьмой Симфонией Моцарта, так хорошо всем известной, часто звучащей на тех каналах и частотах, где звучит классическая музыка - и считающейся мажорной вещью, но ему в ней слышались надрыв и плачь, которые пытаются заглушить смехом. Вся школа слушала его, забыв про уроки. Никто не знал, что это были любимые мелодии его бабушки. А для него это стало, как избавление от боли - он вычистил и зашил рану, наложил бинты и начал выздоравливать.