К любимой кафешке, где была назначена встреча, подкатили через десять минут. Успели. Малыш бросил машину около входа, перегородив и без того узкий проезд. Сзади раздался возмущенный сигнал клаксона - какой-то фраерок пытался протиснуться между бордюром и сверкающим боком "мерина".
- В очко себе погуди, - беззлобно посоветовал ему борец. - Не трамвай, объедешь.
- Места же мало, - лепетал потенциальный терпила. - Неудобно.
- Стесняешься?
Братва заржала. Не найдясь, что ответить на одну из многочисленных примочек блатного мира, фраерок включил заднюю передачу.
- Вазелин не забудь! - донеслось ему вслед.
- Ну что, Троцкий, пошли лохов стричь! - хлопнул по плечу своего бригадира дзюдоист.
Фамилия у Вовчика была Васькин, а революционное погоняло он получил еще в студенческие годы, подрабатывая "ломщиком" чеков у валютной "Березки". Тогда его приметили деловые и предложили съездить в Ригу - за популярными магнитолами "Sharp 900". Им требовался охранник, да и тягловые услуги были не лишними.
В прибалтийской гостинице, администратор, прочитав фамилии вояжеров в их паспортах, рассмеялась:
- У вас здесь что? Третий съезд РСДРП?..
Фамилии деловых были Урицкий, Коган и Красин.
- А вы, молодой человек, наверное, Львом Давидовичем будете? - пошутила она, принимая паспорт от Вовчика.
Кличка с той поры приклеилась намертво…
Время было обеденным, и зал оказался переполненным. Лопушки, занявшие столик в дальнем углу, были в одинаковых костюмах, дорогих очках с тонкой оправой, и сверкали аккуратными набриолиненными проборами коротких причесок. Бывшая комса.
Рядом сидел лысый дедок в старом, потертом пиджачке и дешевом батнике, из-за ворота которого выглядывал краешек непонятной татуировки. По виду - типичный бухгалтер, возможно мотавший срок за финансовые махинации. Вовчик так и подумал, решив, что старик и будет вести расчет.
- Ну что братишки, хрусты приготовили? - задал он вопрос, присаживаясь за столик.
- И давайте по быстрому. Раз срослось - перетерли, посчитали, разбежались, - добавил Квадратный.
- Мы вам ничего не должны! - с упрямым отчаянием в голосе ответил левый терпила.
- Погоди, погоди… Как это не должны? На терке счет вам выставили? Вы согласились?
- Мы не соглашались, - вмешался в разговор правый лопушок.
- Но промолчали? - уточнил Вовка
Крыть комсе было не чем. Даже они знали - промолчал, значит согласился.
- То есть деньги вы не принесли? - продолжал наседать бригадир.
Лопушки синхронно покачали головами: не принесли.
- Ты понял, Малыш? - обратился Вовка к подельнику. - Сегодня они кинули нас на бабки, а завтра захотят в дупло поиметь?
И рявкнул, привычно добавляя жути в голосе:
- За пидоров нас держите, фраера ушастые?!
- Вы че, бля, совсем тему не рюхаете?! - поддержал бригадира борец.
Неожиданно подал голос старичок, до этого скромно ковырявший вилкой в салате.
- Погодите, молодые люди. Как я понимаю, предъява была за оскорбление?
Братва недоуменно переглянулась - этому-то, что не сидится спокойно?
- Ты, мужик, чего в базар встреваешь? - ласково обратился к нему Квадратный.
- Мужики в поле капусту собирают, - грустно взирая из седых лохматых бровей и добавив в голос отеческой нотки, разъяснил дедок. - Базарят бабы на лавочке. А я с вами беседу беседую. Могу разговор разговаривать.
- Я, че-то, не пойму, бригадир, - сказал Малыш, пожимая могучими плечами. - Нас здесь что, за лохов держат?
- А вы есть лохи, - охотно поддержал его старичок. - Трете за базар, а сами людей поносите, почем зря.
Он был прав, и братва это знала. Называть собеседника прозвищем девицы нетяжелого поведение было крайне нежелательно. Малыш, своим неаккуратно вставленным междометием, только что превратил выигрышную тему в полный отстой. Вовка, тем временем, лихорадочно искал выход их создавшейся ситуации.
- Борзый дедок, - опередив его, констатировал борец.
- Борзыми собаки бывают, - вкрадчиво пояснил ему лжебухгалтер. - Вы здесь уже не на одно правило намели своими боталами.
Ситуация ухудшалась на глазах и Вовка торопливо спросил:
- Ты что, отец, законник?
- Нет, - безмятежно глядя выцветшими глазами на бригадира, ответил старичок. - Но у людей всегда спросить могу.
После чего поднялся из-за стола, стряхнув хлебные крошки с пиджака, и обратился к своим лопушкам:
- Пойдемте, племяши. Не о чем здесь разговаривать. А на хомячков я и в зоопарке посмотреть могу.
Вовкино терпение лопнуло окончательно. Он соскочил со стула и, прихватив стальными пальцами дедка за воротник затрещавшего батника, с легкостью оторвал его пола.
- Ты кого хомячком назвал, пень старый?!
Дедок, дождавшись, когда могучая бригадирова длань опустит его на землю, спокойным голосом произнес:
- Гамуле передашь - Змей сходняк собирает. Завтра же!
Вовка застыл в холодящем ознобе. Льда добавил Малыш:
- Это пиздец, бригадир. Полный!
Спорить было не о чем. Змей не был вором в законе - от короны он отказался еще лет десять назад. Но авторитет в уголовном мире имел непререкаемый. Никто лучше него не толковал многочисленные статьи воровского кодекса. На серьезные сходки он приглашался в роли третейского судьи, и приговор, в таких случаях, был окончательным и обжалованию не подлежал. К его прозвищу можно было смело добавлять - Мудрый.
Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды - председателя Верховного Суда воровского мира СССР. Косяк этот можно было исправить только одним способом - прямо сейчас разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.
- На дно надо ложиться, бригадир, - сделал окончательный вывод борец. - Разбегаемся, куда глаза глядят…
Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканьская бабкина деревушка. Через неделю Вовчик немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными деревенскими молодухами, самой младшей из которых было около тридцати.
В окружении привычного гогота, блеяния и мычания ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирную плотву, то день считался удачным - других карасей в окрестностях не водилось. А разводить можно было разве что кроликов. На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов. В гости нагрянула братва.
- Бабуль, я ухожу, - торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. - Будут спрашивать, где я, не вздумай врать - эти волки сразу почуют.
Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.
- Убивцы за тобой, внучок, приехали? - безмятежным голосом осведомилась старушка.
Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства - ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице, отчего ее строгое морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся невеликая деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка была у местных в колдовском авторитете.
- Помоги-ка мне, внучок, - сказала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. - И не стой ты, как баран, видишь - силенок не хватает.
- Бабуль, ты, че, на старости лет совсем из ума выжила?! С минуты на минуту братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! - заорал Вовка, но, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнул и одним рывком сдернул сундук, под которым оказался темный провал, дохнувший прелой сыростью.
- Лезь, давай! - подтолкнула она внука в спину. - Не задерживай! Мне еще его на место ставить.
- Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться?
Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы об пол и отключился…
Очнувшись, он с недоумением огляделся по сторонам. Погреб оказался довольно просторным, с каменными стенами и сталактитовым потолком. С трудом задрав чугунную голову наверх, Вовка краешком сознания отметил пропавший люк. Другой краешек - зрения - ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, каковую обычно пели шаманы в "Клубе кинопутешественников", сидел на корточках обросший, бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра оживляли тени, прячущиеся в глубине подземного грота, и от этого Вовке сделалось немного жутковато.
Он поежился. На нем были спешно наброшенная кожаная косуха и дорогой спортивный костюм немецкого производства, при виде которого простой советский обыватель с завистливым ехидством непременно вспоминал модную поговорку: "Кто носит шмотки "Адидас", тому любая баба даст". Но от жуткого холода, царившего в пещере, шедевр легкой германской промышленности был слабой защитой: тепло от костра до Вовки не добиралось.