Потянулись унылые дни дороги. Впереди, во главе обоза ехали двое проводников из местных, затем конный десяток ратников, за ними – старший по заставе, и потом уж тянулись десятка два телег, груженных крупой, сухарями, но в основном – жердями и бревнами. Мы с Петром ехали сзади, в арьергарде, прикрывая тыл.
Стоило нам отъехать от Тулы на пару дневных переходов, по моим прикидкам – километров на тридцать, как наезженная дорога стала уже и вскоре пропала совсем. Деревенек, как и распаханных полей, тоже не стало видно. Куда не глянешь – степь, овраги, иногда перелески.
Мы приближались к границе Дикого поля. Собственно, границы как таковой не было – с пограничными столбами, стражей, вспаханной контрольно‑следовой полосой. Но все знали, что мы уже покидаем обжитые земли.
Через неделю – может, немного больше – мы встали на ночевку у какое‑то речушки. "Все! – объявил Михаил, – больше никуда двигаться не будем, с утра осмотримся и будем обустраиваться".
Поутру, ополоснув лицо в прохладной речной воде, перекусив салом с сухарями, ратники попарно поскакали в разные стороны присматривать удобное место для постройки заставы. Нам с Петром повезло. На слиянии двух рек – одной побольше, другой поменьше – обнаружился высокий берег, поросший сосной. Реки в месте слияния образовали нечто вроде полуострова. Если у излучины поставить заставу, то и себя обезопасим от татар – водной преградой, да и видно с высокого берега дальше. Сосны, опять же – почти готовые бревна. Ровные, высокие – спилил и клади сруб.
Мы поскакали обратно, доложили Михаилу. У других наших товарищей таких удачных мест не нашлось. Весь обоз тронулся к найденному нами месту. По дороге я развернул подорожную карту, прикинул наше местоположение. Вот это да! Здесь же в будущем должен быть Воронеж. Выходит, мы все, весь обоз – отцы‑основатели будущего города. Я сделал на карте отметину на месте заставы.
После сваренного кашеваром обеда, а скорее всего – раннего ужина – Михаил разрешил всем отдыхать, только караул выставил. С утра же все принялись рубить и пилить сосны, лошадями сволакивая на поляну. К вечеру на берегу лежала груда бревен. С непривычки – не лесоруб я все‑таки – болела спина, саднили натертые рукоятью топора ладони.
Целый месяц мы как проклятые строили бревенчатый сруб избы, затем делали сторожевую башню, обносили территорию вкопанными бревнами. Несмотря на усталость, никто не роптал – все понимали, что стоит татарскому разъезду наткнуться на нас, бревенчатый забор и изба – единственная наша защита от стрел. Только за ними и можно отсидеться при внезапном нападении. То, что нас обнаружат – в этом никто не сомневался, вопрос только в том – когда? Желательно попозже.
В один из дней караульный с вышки прокричал:
– Люди! Обоз идет!
Все побросали топоры и пилы, набросили кольчуги, похватали мечи и копья. Неизвестно, что за люди. На татар не похоже, – те все конные, а здесь – обоз, пешие люди. Когда обоз приблизился, все облегченно вздохнули – русские.
Телеги остановились недалеко от ворот. К нам подошел купец в пропыленном кафтане, поклонился.
– Вот чудо, на полдень ехал – ничего не было, – возвращаюсь – изба стоит. Никак застава?
– Застава, купец, угадал.
– Это хорошо, спокойнее ехать будет.
Ратники расслабились; отложив оружие, принялись за работу.
Старший по заставе стал расспрашивать купца – не видел ли чего по дороге, не рыщут ли где татары, что слыхать в трактирах и харчевнях.
– Бог миловал, по дороге никто не обижал, татар не видали, так бы и до Суздаля спокойно добраться. Дозволишь ли переночевать у тебя на заставе? Двор пустой пока, а мне и людям спокойнее будет.
– Отчего ж не позволить? Двор и вправду пустой.
Купец махнул рукой, и обоз медленно въехал во двор. На заставе сразу стало шумно, многолюдно. Некоторые из обоза встретили своих знакомых из ратников. Начались расспросы.
Купец выделил крупы и свежей рыбы, и стол получился общим. Назавтра рано утром обоз ушел, и мы снова впряглись в работу.
Шли дни, застава обустроилась, и после однодневного отдыха Михаил стал посылать дозоры. Попарно на конях мы выезжали в разные стороны, изучая местность и выглядывая горизонт. Татары, если вторгались, шли конной лавой, без обозов, высылая вперед дозоры по тридцать‑пятьдесят всадников, обычно легко вооруженных. От такой массы скачущих коней всегда поднимается туча пыли. Вот такие пыльные облака мы и высматривали.
Уже немного прохладным августовским днем, пополудни, вдали появилась какая‑то пыльная пелена. Через час‑два она превратилась в пыльное облако.
– Петр, подержи коня.
Я соскочил с седла, бросил поводья Петру. Копье и щит остались приторочены к седлу. Цепляясь за сучья, я взобрался на дерево.
С высоты открывались прекрасные виды – степь, овраги, поросшие кустарником, редкие рощи деревьев. Были хорошо видны реки Дон и Воронеж, у излучины которых виднелась наша застава. Но мое внимание сосредоточилось на облаке пыли. Ветер дул мне в лицо, и пыль двигалась на меня, скрывая – что там за нею? Вот они!
На рысях, по направлению к заставе двигалось полсотни татар. В том, что это были они, сомневаться не приходилось. На головах лисьи малахаи, в руках короткие копья с бунчуками, низкорослые, лохматые и злые лошади.
Надо бы их как‑то тормознуть. Из глотки вырвался дикий рев, абсолютно оглушающий, сбивающий с ног, пугающий и парализующий волю.
Татарские лошади с всадниками бросились врассыпную, наскакивали друг на друга, лошади падали, придавливая всадников. Свалка получилась изрядная. Татары в ужасе показывали на меня пальцем и кричали: "Шайтан!" Никто и не подумал поднять лук.
Набрав воздух в легкие, снова закричал. Затыкая уши от страшного рева, татары повернули лошадей и кинулись обратно, но не все. Кое‑кто упал на колени и уткнулся головой в землю. Да и бросившиеся наутек скакали не дружной ватагой, а врассыпную.
Ладно, черт с ними, вернее – шайтан. Мне надо к своим.
Я слез с дерева рядом с Петром.
– Ну что там? – С живым интересом спросил Петр.
– Дозор татарский в полсотни сабель, верст через десять от них – основные силы. Пересчитать не смог, далеко.
Петр присвистнул от удивления.
– Надо нашим сообщить. А что там за крик такой ужасный был?
– Не обращай внимания, это я передовой дозор назад отправил. Это хорошо, немного времени выиграем. Ну, помчались к своим?
Мы рванули с места в галоп, а через час уже докладывали Михаилу. Вокруг нас собрались свободные ратники.
– Точно ли большая сила идет? Ну как ошибся ты?
– Точно, сам видел.
Михаил задумался. Я видел, что он пытается решить непростую дилемму – послать гонца в Тулу, а остальных оставить здесь, на заставе, пытаясь сдержать полчища татар, или уходить всем, выслав вперед гонца налегке? Но что значат двадцать воинов против нескольких тысяч? Наши стены и избу татары зажгут стрелами с горящей паклей. И у нас только два пути – биться насмерть или сгореть в огне. Выбор при любом раскладе плохой.
Я тронул Михаила за плечо.
– Всем надо уходить, мы даже задержать их не сможем, так – оставят полсотни‑сотню, чтобы нас в осаду взять, да сожгут, зря людей положим.
– Сам про то думаю. Жалко только заставу – столько труда вложили. Да и воевода голову снять может, если ошибся ты, не на Тулу татары пойдут. Кто знает, что у них в головах – вдруг на Литву повернут? Нас ведь всех в трусы зачислят. Не казнят, так до гроба не отмоешься от позора.
– Я видел их сам, своими глазами. При том ходе, что у них, они через несколько дней под Тулой будут. Думай быстрее, надо собираться и уходить. У татар по три‑четыре сменные лошади, а у нас сменных лошадей нет. Телеги бросать надо, уходить налегке.
Михаил снова задумался. Я отошел в сторону.
– Все! – Михаил поднялся. – Всем собираться, будем уходить. Леонтий, ты отдыхал сегодня, конь свежий, скачи гонцом в Тулу, передашь воеводе – рать татарская на Русь идет, пусть готовится к встрече. Мы следом за тобой пойдем.
Гонец вскочил на коня и, с ходу взяв галоп, вылетел через распахнутые ворота.
Со сторожевой башни раздался голос караульного.
– Вижу пыль далеко на полдень, много пыли.
Его слова подстегнули всех – ратники бросились собирать скудные пожитки, привязывать к седлам.
Михаил обошел заставу, по‑хозяйски оглядывая – не забыли ли чего нужного. Много чего придется бросить – котлы, инструмент кое‑какой вроде лопат и ломов. Сюда‑то на телегах везли, да бросить телеги придется, не уйти нам с ними.
– Все, седлайтесь по коням! Выступаем.
Ратники дружно взлетели в седла.
– С Богом!
Ратники перекрестились и тронулись в путь. Проезжая ворота, почти все оборачивались. Жалко было бросать заставу: все сделанное создано тяжким трудом и полито потом.
Мы вытянулись гуськом, ехать по‑другому в роще не получалось, да и дороги пока как таковой не было – так, тропка, протоптанная нами. Скакали до темноты, и только когда лошади начали похрапывать, остановились на ночлег. Располагаться на ночлег‑то не страшно, татары тоже ночью отдыхают.
Огня не разводили, котлов не было – в чем варить ту же кашу? Перекусили салом и сухарями.
Проснулись ни свет ни заря, поели сухарей, запив водой из ручья, и снова – бешеная скачка.