Холоп принёс лопату, начал копать. Земля была рыхлой, поддавалась легко – совсем недавно рыли.
Федька заорал:
– Есть!
Он ухватился за угол кожаного мешка, потянул и вытащил мешок наружу. В мешке бренчал металл.
– Развяжи‑ка, Федя.
Федя развязал узел. Я подтянул мешок к себе, заглянул. Так и есть! Потир серебряный, перстень – ну и далее, по списку боярыни. Фу! Такого облегчения я давно не испытывал.
– Бери мешок, Федя, завязывай.
Федя туго затянул завязки, забросил мешок за спину. Когда мы вывернули из‑за угла дома и купец увидел мешок, лицо его исказилось от ярости и испуга, он закричал:
– Как узнал? Пропади ты пропадом, ищейка!
Стоявший рядом мой холоп пнул его в живот, прервав поток ругательств.
– Сажайте его на телегу, едем к воеводе.
День клонился к вечеру, и я опасался не застать воеводу на месте. Стражник на входе заступил дорогу:
– Ты кто таков? Воевода занят!
– Боярин Михайлов, поди доложи.
– Если ты боярин, то я – воевода!
Стражник захохотал.
Я врезал ему кулаком в солнечное сплетение. Стражник сипло выдохнул, согнулся.
Я прошёл в дом, распахнул дверь к воеводе.
Плещеев мельком глянул на меня, не узнал.
– Тебя кто сюда пропустил, бродяга!?
– Не серчай, воевода, то я – боярин Михайлов.
– Прости, не узнал. Заходи. Почему в столь непотребном виде?
– Дело того требовало, чай не в гости на именины был приглашён.
– Помощь нужна?
– Да уже нет.
Я открыл окно:
– Федька, заводи купца, и мешок не забудь!
Мои холопы затащили в кабинет к воеводе купца, швырнули его на пол и поставили к моим ногам мешок с ценностями.
– Вот он – убивец и тать. И мешок с украденным – вот. Только боярыня нужна – пусть деньги и всё остальное сама сочтёт.
Воевода изумился.
– Не ожидал! Молодец! От всего боярства – тебе признательность. – Рявкнул громко: – Гонца ко мне!
В кабинет забежал знакомый гонец.
– Боярыню привези, где убийство было.
Гонец рванулся к выходу. Я ухватил его за руку:
– Ты там поделикатней – не испугай, не боярина на службу призываешь. Возьми моих холопов. Федя, на телеге съезди, боярыню привези – горе у неё, поуважительней будь.
Гонец и Федя вышли.
Воевода обошёл лежащего на полу купца.
– Это ты как такое злодейство удумал?
Купец молчал.
– А он ли это?
– Он, воевода, не сомневайся. Давай подождём немного – сейчас боярыню привезут, она свои ценности опознать должна. Вдруг не её?
– Подождём.
Мы уселись на лавки. Медленно тянулось время.
Наконец подъехала подвода.
В коридоре послышались шаги, и Федя ввёл боярыню, галантно поддерживая её под локоток.
Воевода встал и усадил боярыню на стул, стоявший рядом со столом.
Я развязал завязки у мешка, высыпал содержимое на стол. Боярыня ахнула, закрыла глаза. Потом справилась с чувствами.
– Вот мои кольца, вот перстень мужа, – она запнулась, – покойного уже. – Она внимательно осмотрела вещи.
– Да, всё это – наши ценности, что в сундуке лежали.
– Спасибо, боярыня. Здесь всё, что украли?
– Всё.
– Федя, возьми мешок с ценностями, отвези боярыню домой.
Федя быстро сложил ценности в мешок, забросил его за спину. Боярыня встала, увидела лицо купца – ведь когда она входила, он лежал к ней спиной.
– Это ты сделал?
Купец вжал голову в плечи.
– Ты же к нам в дом вхож был, с боярином за одним столом сидел, наш хлеб ел – как ты мог?
Женщина рванулась вперёд, стала ногами пинать убийцу. Ни я, ни воевода не сделали попытки её удержать – пусть получит хоть какое‑то моральное удовлетворение.
Наконец боярыня устала. Фёдор свободной рукой поддержал её под локоть, и они вышли.
– Что, воевода, свободен я?
– Погоди, торопливый какой! Сейчас Фёдор Кучецкой с боярином Воронцовым подъедут, я уж гонца послал. Надо же им о наших успехах доложить, злыдня предъявить.
Я уселся на лавку. Уже смеркается, жрать охота, да и устал я. Мне бы домой, за стол, да в постель.
Зацокали копыта, заныли доски пола под тяжёлыми шагами. Гонец распахнул дверь, вошли московские гости.
Воевода кинулся навстречу с улыбкой.
– Вот, по поручению вашему разыскан и пойман злодей.
Бояре тяжелым взглядом уставились на убийцу.
– Правда ли сие?
– Как не правда – даже ценности украденные отыскали, всё боярыне вернули. Она только что здесь была, всё опознала. Ей и отдали.
Кучецкой обернулся ко мне:
– Молодец! Понимаю, что дело сие – не воинская служба, однако справился быстро и блестяще! Напомни мне свою фамилию.
– Боярин Михайлов, Георгий. Кучецкой оглядел меня с головы до ног.
– Почто одежда недостойная?
– Для дела надо было.
– А, ну тебе лучше знать. Не хочешь ли дьяком в Разбойный приказ? Государю нужны такие – разворотливые, умелые.
– За предложение спасибо, только привык я к городу – земля у меня здесь, семья, дом.
– Не хочешь в Москву, стало быть? – помрачнел стряпчий. – Ладно, оставайся здесь, от государя и от меня возьми за труды.
Боярин снял с шеи толстенную витую золотую цепь и возложил на меня.
– Благодарю, о службе твоей самому государю доложу.
Кучецкой повернулся к воеводе:
– Гляди‑ка, Плещеев, какие люди у тебя тут живут. Таких наверх выдвигать надо!
Воевода угодливо улыбнулся.
– А с татем что делать?
– Что с ними, душегубами, всегда делают – казнить смертью. Да желательно, чтоб помучился напоследок. Вот что, воевода, пусть палач им завтра займётся – может, ещё чего интересного расскажет, вдруг за ним не одно злодейство. Всё пусть выпытает, до донышка, а опосля – четвертовать.
Услышав столь суровый приговор, купец задёргал ногами, завыл.
Стряпчий подошёл к злодею, пнул его красивым сафьяновым сапогом в лицо.
– А ты чем думал, когда убивал? Мы с боярином, дружком моим стародавним, вместе на татар ходили. Рубился он славно, в таких жестоких сечах бывал, а выжил. Ты же, пёс смердящий, червь навозный, его жизни лишил.
Стряпчий повернулся к воеводе.
– Дом и хозяйство его продать, половину – в государеву казну, половину отдать боярыне, без кормильца она осталась.
– Всё исполню, боярин.
– Так государю и доложу. Ну, прощевайте. Даст Бог – свидимся.
Стряпчий подошёл ко мне, пожал руку:
– Молодец, не посрамил боярской чести, быстро злодея сыскал. Зря от места дьяка Разбойного приказа отказался, зря. Государю нужны такие люди, что не только задницами лавки протирать могут. Успехов тебе, боярин Михайлов. Хочу и в дальнейшем о тебе только хорошее слышать.
Кучецкой и Воронцов вышли. Воевода Плещеев с облегчением выдохнул, вытер рукавом пот со лба, сел.
Видимо, высокое начальство его напрягало, побаивался он их. Вернее – не столько их, сколько того, что злодея не поймают.
– Эй, кто там?!
Вошёл гонец. Воевода указал ему на лежащего татя:
– Зови городскую стражу – в подвал его, в холодную.
– Слушаю.
Гонец выбежал.
– Спасибо, Георгий, выручил ты меня.
– Зато я сегодня ещё не ел. Удружил ты мне, воевода, с этим ублюдком. Моё дело – деревней своей заниматься, да сабелькой вострой на поле брани махать.
– Понимаю, всецело понимаю, да мне‑то как быть? Вот стань на моё место – кого бы ты искать злодея заставил? Молчишь? То‑то! А я как про беду узнал, сразу про тебя вспомнил. И оказалось – не зря. Ступай с Богом – постараюсь не беспокоить более.
Я повернулся и вышел. Устал я сегодня, и в животе бурчит.
Прямо у входа стояла моя телега, в которой сидели Фёдор и Авдей – мои холопы. Лица их сияли, как новые копейки.
– Чему радуетесь, хлопцы?
– За тебя, боярин.
– Чего так?
– А то как же: злодея нашёл – самому государю о тебе скажут, цепь в награду получил – не всех бояр ведь так отмечают. К тому же боярыня по полушке нам дала и велела тебе кланяться, что душегуба нашёл да ценности возвернул.
Я уселся в телегу, и Авдей тронул вожжи. Со стороны могло показаться, что двое ратников везут арестованного бродягу. Да плевать! Я опустил соломенный брыль на глаза. Чёрта с два меня теперь кто‑нибудь из знакомых узнает.
ГЛАВА X
Дома Лена, увидев меня, захохотала.
– Ты чего? Лучше поесть дай.
– В зеркало на себя посмотри!
Я подошёл к зеркалу и засмеялся сам.
Чумазый, одет, мягко говоря, плохо, одежда кое‑где порвана – вероятно, при падении с дерева, на голове – помятый соломенный брыль, зато на шее – массивная и дорогая золотая цепь. Вид уморительный – вроде как бродяга где‑то цепь украл и на себя повесил.
– Иди умывайся и переодевайся, потом – за стол, всё уже готово давно.
Уговаривать меня не надо было, и вскоре я уже сидел за столом, уплетая за обе щеки наваристые щи.
– Где же ты цепь златую взял?
– Украл, – пошутил я.
– А серьёзно?
– Стряпчий государев – Фёдор Кучецкой наградил, снял со своей шеи и на мою повесил.
Лена всплеснула руками.
– Дай посмотреть.
Я снял с шеи цепь, отдал ей, сам же продолжал с аппетитом заниматься трапезой. Когда я уже заканчивал с цыплёнком, Лена вернула цепь.
– И за что же такие милости?
Я обтёр руки полотенцем, отпил хорошенько вина из кружки и коротенько пересказал ей дневные события. Лена слушала, округлив глаза.
Неожиданно сзади раздался голос Васятки: