Вечером я уже сидел в трактире, заказав запечённого молодого поросёнка, квашеной капусты, огурцов и два кувшина вина. Подьячие не заставили себя ждать.
Мы подняли первый тост за знакомство. Подьяки назвались. Не забыть бы их имена. Масло хоть и ел, но вино оказалось забористым.
Славно посидели, покушали от пуза, выпили изрядно.
Я не заикался о своей просьбе – пока надо только познакомиться, что мне удалось. Уже вечером, выходя из трапезной, мы обнимались. Подьячие были людьми битыми, и у них был нюх на денежных людей.
На углу у Малой Обуховской мы разошлись. Я был трезв, как стёклышко, из кружки отпивал по глотку.
Теперь я шёл за Степаном. Мне он показался самым толковым. Надо узнать, где он живёт. Степан прошёлся по Малой Обуховской, свернул на Пятницкую, покачиваясь, нашёл свой дом, забарабанил в ворота: "Эй, баба, открывай, не видишь – хозяин пришёл с государевой службы!".
Я развернулся и сам отправился домой.
А следующим вечером я поджидал Степана недалеко от его дома. Как только он показался вдалеке, я медленно пошёл навстречу.
– О! Какие люди! – узнал меня Степан.
Мы обнялись, как старые знакомые. Уже хорошо, что после вчерашнего возлияния у него память не отшибло.
– Пошли ко мне домой, – пригласил Степан, затем посмурнел. – Жалко только, выпить нечего.
– Тогда зачем домой идти? Пошли в трапезную.
– А и правда – зачем домой идти, коли выпить нету? – согласился Степан.
Я накануне обошёл окрестные улицы, нашёл приличный трактир. Здесь даже была комната позади общего зала для особо важных гостей.
Я заранее заплатил за неё и теперь, едва мы вошли в трактир, нас под ручку со Степаном проводили туда. Что принести, было уже оговорено, и вскоре на столе оказались жареные цыплята с тушёной капустой, караси в сметане, истекающая жирком копчёная осетрина, пряженцы с различною начинкой. А запивали всё отличного качества мальвазией.
Степан после второй кружки слегка поплыл. Вцепившись зубами в цыплёнка, другой рукой тянулся к рыбному расстегаю. Проглотив, вытер жирные руки о бороду. Сыто икнул и продолжил трапезу, не забывая отхлёбывать вино из кружки.
Насытившись, он окинул стол завистливым взглядом, не ускользнувшим от моего внимания.
Пора рыбке заглотнуть наживку.
– Да, неплохо боляре живут.
– Кто ж тебе не даёт?
– Жалование не позволяет.
Степан пустился в пространные объяснения – работы де выше крыши, начальство не ценит, а надоедливые просители если и отблагодарят, так медной полушкой. Я сочувственно качал головой и слушал, не перебивая. Нет ничего лучше, чем благодарность говорившего терпеливому слушателю.
Когда Степан замолк, я вытащил из кошеля, небрежно брошенного на стол, золотой цехин.
Глаза Степана алчно сверкнули, но к монете он не притронулся.
– Если что и надо, болярин, то указы государства я нарушать не намерен. Узнает дьяк – на плахе жизнь кончу.
– А кто сказал, Степанушка, что законы нарушать надо? Я вот хочу деревеньку себе прикупить с землицею. От тебя только и требуется, что мне сказать, когда подвернётся подходящий случай – умер там кто или хозяин продать решил. Всё же через тебя идёт, ты в числе первых узнаешь – всё‑таки не писарь рядовой.
Это я уже подольститься решил.
– И всё? – не поверил Степан.
– Твоя задача – найти деревню с землей да свести меня с дьяком. Как видишь, с твоей стороны – никаких нарушений закона. Разве ж я не понимаю? Закон нарушать никому не позволено. А от меня возьми пока задаток в залог нашей дружбы. Выгорит дело – и дьяка отблагодарю, и тебя не забуду.
Степан сгрёб золотую монету, опустил в свой тощий поясной кошель, в котором сиротливо лежали несколько ногат.
– И в самом деле, ничего противозаконного нет, – молвил Степан. – Как быстро надо узнать?
– Вчера.
– Как ты сказал? Вчера? – Степан пьяненько захихикал. – Надо запомнить. И сколько же я получу?
– Э… – Я замешкался. Мало назовёшь – может и не согласиться, много – подозрительно будет. Надо было бы заранее с опытными людьми поговорить, чтобы знать цену вопроса.
– Ещё четыре монеты – и я тебе скажу ответ завтра. Есть у меня на примете деревенька одна, о пяти дворах, выморочная. Разузнать всё надо.
– Вот и постарайся, Степанушка.
Мы ещё выпили вина. Степан подчистил угощение, и я помог ему добраться до дома.
– Ты это, завтра ввечеру жди меня в этой же трапезной.
Мы попрощались. Золотой цехин – по нынешним временам деньги серьёзные, не думаю, что он забудет об обещанных монетах.
И точно, ближе к вечеру я вновь сидел в отдельной комнатушке за столом с выпивкой и закуской.
Вскоре заявился Степан. Трезвый, глаза весело блестят, возбуждённо потирает руку об руку. Уселся на скамью, снова поднялся.
– Есть деревня, от Вологды недалече – всего тридцать вёрст, пять дворов, двадцать душ холопов, рядом река, землицы достаточно – сорок гатей. Небогата усадьбица, так потом при желании и прикупить землицу у соседей можно. Заковыка одна есть.
Степан замолчал.
– Ну давай, не томи.
– Недоимки за хозяином были. Желающих прикупить землю с деревней много было, да как про недоимку в государеву казну узнавали, отступались. Гривна серебра новгородская в недоимке.
Я задумался. Степан сел за стол, налил кружку вина, выпил и набросился на еду.
Так, надо прикинуть – гривна серебра за недоимки, пять золотых – Степану, дьяку – наверное, побольше, да за саму землю… получается дороговато. С другой стороны – боярин без земли и поместья, пусть даже захудалого – и не боярин даже. Никто всерьёз его принимать не будет. Надо брать. Поиздержусь, конечно, но думается мне – игра стоит свеч.
– Что за деревня? В какую сторону? Мне посмотреть надо, не свистульку глиняную на торгу покупаю.
– Оно, конечно, кто же будет не глядя? Я тут даже нарисовал грамотку.
Степан полез за отворот кафтана, достал кусок пергамента. Я взял, развернул. А неплохо нарисовано: деревня, границы земельного участка, река, дорога на Новгород за границей участка.
– Как деревня‑то хоть называется?
– Смоляниново – неуж не написано? Ну, я ему волосья с башки повыдираю, – погрозился кому‑то Степан.
Меня разобрал смех. Наверняка над рисунком корпел весь день писарь, что не получит за свой труд и гроша ломаного, да ещё и волосья грозят выдрать.
– Вот что, Стёпа. Возьму‑ка я грамотку эту да завтра же и съезжу в деревню, на месте осмотрюсь.
– А как же без этого, обязательно надо посмотреть. Кафтан покупаешь, так и то сукно щупаешь, а тут – деревня с землицею.
Я пообещал по приезде навестить Степана – на том и расстались.
А уже утром я вскочил на коня и помчался осматривать будущее приобретение. Тридцать вёрст – это до вечера, ещё день – осмотреть всё, и день на обратную дорогу.
К вечеру, усталый и пропыленный, я едва нашёл съезд с тракта к Смоляниново. Начинало темнеть, и я постучал в ворота – надо было где‑то переночевать. Калитку открыл крестьянин. Одеждою – нищий: рваная, старая одежда, поношенные лапти. Сговорились мы с ним быстро, и я ночь провёл на узкой лавке, едва не свалившись во сне.
Утром отдал за ночлег медную полушку. Договорился, что крестьянин за полушку покажет землю.
– Хороший хозяин раньше в деревне жил, справный. А как умер – всё прахом пошло. Зерна сеять нет, живность почти всю поели, чтобы с голоду не сдохнуть. Ремёсел в деревне нет, так и живём, – жаловался мужик.
Я пешком, в сопровождении селянина, обошёл угодья. Поля заросли сорняками, но, приложив усилия, всё можно было поднять. Речка под боком, лесок небольшой по соседству – места красивые. Деревня только убогая.
Я обошёл все избы. Из работников – только четверо мужиков, остальные – дети, старики, женщины. И во всех избах – нужда и бедность. Всё‑таки я решил: буду брать. Землю ещё прикуплю – потом, остальное хозяйство налажу. С тем и отбыл.
И закрутилось – завертелось… Степан свёл меня с дьяком; за солидную мзду, да уплатив недоимку, да отвалив немалые деньги в казну за землю и двадцать душ крепостных, я получил к исходу месяца купчую.
Всё, с этого дня я – самый настоящий боярин, с землёю и двадцатью душами крепостных, за которых в ответе только перед Господом. Могу уморить голодом, могу запороть до смерти, только не для того я покупал деревню и землю, чтобы всё привести в упадок. И без меня всё едва дышало.
Вложить придётся немало, но я уже чувство‑зал ответственность за этих людей.
Теперь можно посещать боярское собрание, показываться в свете – надо примелькаться. А допрежь – заняться деревней. Сейчас средина лета, сеять что‑либо уже поздно, а вот домишки подправить, ремесло дать в руки, а с ним и заработок холопам – в самый раз.
Моё приобретение скромно отметили в домашнем кругу. Елена за прошедшее время – с тех пор, как я стал боярином, слегка изменилась – построжела, что ли? Ну как же – новоявленная боярыня – хорошо, что не Морозова.
Я отдохнул от беготни и суеты пару дней, а потом засобирался в свою деревню.
ГЛАВА V
Конечно, пока бумаги о покупке земли боярином Михайловым дойдут до Москвы, времени пройдёт много. Государева машина работала медленно, но верно. И наступит пора, когда на смотр придётся выставить ратников – как писано в указе, "конно и оружно". С моих земель потребуется выставить трёх человек. Ну, один – это я, так ещё двух боевых холопов надо где‑то брать.
Поразмыслив, я пошёл на торг. Во‑первых, попробую купить пленников, что попали в рабство. Кого‑то возьму в работники, на землю – из бывших крестьян, а если найду шустрых, их можно и в боевые холопы записать.