– Да пусть любит кого желает. Жениться на ней он не хочет – не боярского‑де звания девица. А в блуде – нельзя. Семья быть должна, детишки от законного супруга. Для кого я приданое собирал? Позор‑то какой на мою голову! Теперь и мужа достойного не сыскать, порченая девка. А уж как мы ее холили да лелеяли, ни в чем отказа не знала. Старший сын весь в меня, серьезный. А любимица вон чего вытворила! Ну, вернется – я ей покажу, как фамилию чернить, ровно подлого сословия, а не купеческого. Ну так что, возьмешься ли?
– С Иваном как быть? Он днями с товаром во Владимир собирался.
– Мне бы твое согласие получить, а с Иваном я договорюсь. На худой конец, ему своих охранников одолжу, мало будет двух‑трех человек дам.
– Хорошо, договаривайся с Иваном. Коли согласен он будет, попробую сыскать твою дочь, но ручаться не могу. Парсуна ее есть ли?
– Нет, – развел руками купец. – Как‑то не довелось мастера встретить, чтобы лик ее написать.
– Как же мне ее искать, когда я ничего, кроме имени не знаю? Куда отправилась – неизвестно, как выглядит – непонятно.
Купец огладил бороду.
– И правда. Вот что: дочка на мать похожа очень, только моложе. Может, на родительницу поглядишь?
Пришлось согласиться, хотя все это – очень относительно.
Мы с купцом на его возке поехали к нему домой. Правил лошадью он сам – приехал без кучера, хотя и люди есть, и в деньгах не стеснен. Вероятно, хотел, чтобы его поездка ко мне осталась тайной.
Дом купца впечатлял: раза в два больше, чем у Крякутного, первый этаж из камня, еще два – бревенчатые. В окнах – не слюда, а настоящее стекло, большая редкость в силу дороговизны. Да и везти стекло приходилось из‑за моря – не делали его пока на Руси. Двор выложен дубовыми плашками – очень удобно, грязи после дождя нет, долговечно. Во дворах победнее двор застилали соломой, и ее почти каждый день приходилось менять.
Мы прошли в дом и сразу в трапезную. Еще в сенях расторопная прислуга выскочила за указаниями.
– Супружницу ко мне! Прислуга исчезла.
Через пару минут, едва мы уселись, в комнату вплыла – по‑другому не скажешь – лебедь белая. Красавица лет тридцати пяти – тридцати семи, с толстой русою косой из‑под кокошника, стройным станом и горделивой походкой. Пава! Почему‑то мне вспомнились слова из известного кино: "Бровьми союзна, губы алые…", ну и еще что‑то в этом духе. Действительно хороша!
Красавица увидела, что хозяин не один, а с гостем, и быстро вышла, чтобы вернуться с серебряной ендовой, полной хмельной медовухи. Я, как принял из ее рук ендову, ахнул – здесь же литра полтора. Вручив ковш, хозяйка поклонилась. Делать нечего: хоть и не хотелось пить, а надо. Медовуха была очень хороша, и я осилил ендову без особого труда. Перевернув, я с поклоном вручил ее хозяйке.
– Присаживайся, хозяюшка любимая, Аграфена Власьевиа! Познакомься – Юрий, Григорьев сын.
Я привстал, отвесил поклон и принялся изучать ее лицо, пытаясь определиться с приметами, запомнить особенности. Она же, взглянув, отвела глаза.
Гавриле явно не понравилось, что я так бесстыдно пялюсь на его супругу.
– Ну все, мать, иди – небось, дел полно. Аграфена встала и, покачивая бедрами – неплохими бедрами, между прочим, – вышла.
– Запомнил? Вот дочь такая же, только моложе. Я с утра к Ивану подъеду, обговорю – как тебя освободить на время. Сейчас тебя отвезут домой. – Взяв со стола колокольчик, он позвонил. Явившемуся слуге кивнул на меня: – Отвезешь человека, куда скажет.
Я испросил согласия купца на разговор с его женой и, получив его, раскланялся с Гаврилой и вышел, попросив слугу провести меня к хозяйке.
Аграфена была одна в своей комнате, вышивала какую‑то тряпицу. Она посмотрела на меня Удивленно.
– Муж твой меня подрядил дочь искать. Аграфена, всплеснув руками, бросила вышивку.
– Это же надо, паршивка такая!
Я прервал ее справедливые возмущенные речи. – Можно посмотреть комнату Антонины? – Конечно, я сейчас покажу.
В комнате – я бы даже назвал ее девичьей светлицей – было чисто и очень уютно.
– А скажи, хозяюшка, у дочки были драгоценности – ну серьги, кольца, цепочки, височные кольца, подвески?
– Да как же девице без украшений – конечно, были.
– Покажи.
Хозяюшка подошла к сундуку, раскрыв, достала резную шкатулку.
– Пустая! – Аграфена в доказательство даже перевернула ее.
– А из вещей дочь чего взяла?
Хозяйка открыла шкаф – серьезный такой, на века деланный, – перебрала вещи.
– Нет, все на месте; в чем была, в том и ушла. Аграфена заплакала.
– Расскажи, хозяйка, во что она была одета.
Аграфена подробно, как и все женщины, когда дело касалось одежды, перечислила. Хоть какая‑то картина начала складываться – одежда, внешний вид. Я поблагодарил ее и на возке вернулся домой.
Так, надо обдумать, с чего начинать. В том, что Иван согласится отпустить меня на время, я не сомневался. Но Иван не был бы купцом, если бы не поимел с этого выгоду. Или деньгами возьмет с Гавриила, или двоих‑троих охранников взамен попросит. Ну и ладно, это их дела.
Куда беглецы могли направиться? То, что не вниз по Волге – это точно. Там Казань, татары, потом – земли башкиров, потом – ногайцы. Нет, там делать нечего. На север, в Великий Устюг? Не исключено, только городок не велик. Во Владимир? Слишком близко, беглецы постараются уйти подальше. Рязань, Москва? Очень вероятно. Могут и дальше убежать – в Тверь, Великий Новгород или Псков – да только не успеют, не дам я им такой возможности. Придется их догонять. Они ведь явно не пешком ушли – или на конях, или судном. Только куда? По Оке или по Волге?
Я вскочил на коня и помчался на причалы. Их было несколько, и до вечера я успел побывать везде. На одном причале сказали, что вчера и сегодня никто не отплывал. На другом – суда были, но все шли вниз по течению и никого на борт не брали. Только на третьем причале сказали, что два судна были, даже пассажиров брали, но куда пошли – сказать не могли. М‑да, хорошо, если оба судна ушли в одном направлении, а если в разные стороны? Замучаешься искать. Но уже хоть что‑то.
От причалов я направился к городским воротам. Но и стражники ничего путного сказать не смогли.
– Эвон сколько народа туда‑сюда шныряет! Мы повозки да груз осматриваем, мыто взимаем, нам пешие да конные не нужны.
Вот незадача!
Вечерело, и я отправился домой. Елена с порога спросила:
– Что случилось? Иван приходил, лицо от удовольствия лоснится, сказал, что освобождает тебя от работы. Он тебя что – выгнал?
– Нет, что ты, милая. – Я обнял жену и поцеловал. – Видела – сегодня днем купец Перминов приходил? Он уговорил меня заняться одним щекотливым делом, вот и попросил Ивана на время освободить меня от работы.
– Чего же тогда Иван довольный такой?
– Не иначе, Гаврила выгодные условия предложил, причем такие, что Крякутный отказаться не смог.
– Бона что, а то я спужалась, подумала плохое.
– Да что со мной плохого произойти может? Если только ты скалкой побьешь.
– Скажешь тоже.
Жена ткнула меня в бок кулачком.
– Когда уезжаешь?
– Сегодня ночью.
Мне‑то что собираться – накинул на рубашку легкую ферязь, опоясался саблей, кистень в рукав – и готов. Главное не в этом. С каждой минутой, с каждым часом беглецы все дальше от Нижнего, и тем сложнее их будет найти. Откуда же начать поиски?
Я попрощался с Еленой, вышел во двор и вскочил на коня. Верст через пять я увидел костер. Подскакав, спешился, подойдя к костру, поздоровался. Вскочившие было люди уселись снова.
Коли здоровается, значит – мирный человек, разбойники‑то нападают гурьбой и без приветствий.
Поговорили о том о сем. Между делом поинтересовался – не видели ли девку с парнем?
– Нет, никого не видели.
Я поблагодарил и вскочил в седло. Вскоре показалась Волга, а у берега – кораблик.
Команда уже отдыхала, у костерка сидели лишь двое дневальных, игравших в кости. Когда я подошел, оба вздрогнули от неожиданности, затем вскочили, схватились за короткие и широкие абордажные сабли.
– Здоровьичка желаю! – Я уселся рядом с костром. Дневальные тоже присели. Мы разговорились – и вновь неутешительные для меня новости. Пассажиров брали, по никого подходящего под мое описание не было – старик, два монаха, женщина с ребенком. Пожелав спокойной ночи, я снова вскочил в седло и погнал коня.
Скоро рассвет, ночь прошла впустую. Однако отрицательный результат – тоже результат. Теперь надо заниматься дорогами, а допрежь – отдохнуть.
Блеснул огонек. Не иначе – постоялый двор: крестьянские избы ночью темны, ни огонька, а у постоялого двора всегда горят масляные светильники, как маячки для припозднившегося путника.
Я набрался наглости и заехал на коне во двор, хотя обычно полагалось заводить коня в поводу
Хозяин дремал за стойкой, но, завидев меня, мгновенно сбросил дрему, усадил за стол в пустой трапезной. Самолично принес едва теплую вареную курицу, пряженцы с тыквой и пиво. Для позднего ужина – достаточно.
Насытившись, я расплатился и попросил комнату. Хозяин провел меня на второй этаж, и я, уже и не ожидая удачи, спросил на всякий случай – не видал ли он вчера девицу с парнем на лошадях.
– Как не видал – были, далеко за полдень, поели и дальше поскакали.
– Куда? – Мне даже спать расхотелось.
– Как куда? У нас дорога одна – они от Нижнего на Владимир ехали.
– Вот спасибочко за добрую весть.
Я бросил полушку медную хозяину, и тот словил ее в воздухе так ловко, что я поймал себя на мысли, что не прочь бросить еще одну лишь бы еще разок посмотреть на его трюкачество.