Потрошитель повалил захлебнувшуюся собственной кровью Чемпен на землю, попытался окончательно отделить голову от тела, нанося ножом удары сбоку. Но кровавое стремление не увенчалось успехом, оставив на позвонках следы от лезвия. Раздраженный первой неосуществленной на сегодня фантазией, Потрошитель резким движением вскинул нож – капли крови окрасили стену дома. Сорвал с безымянного пальца левой руки Энни латунные кольца и кинул их в карман. Первый трофей маньяка. Сувенир, на который он станет смотреть часами и упиваться, воскрешая в памяти власть, ощущение всемогущества, рожденные отнятой у женщины жизнью, и возбуждаться раз за разом, снова и снова.
Потрошитель перескочил к ногам мертвой, приподнял ее колени, раздвинул их, задирая и сдвигая одежду.
"Энни мертва. Энни мертва. Энни мертва. Она не чувствует боли", – больше мне нечем было себя утешить. Голова Энни, повернутая в мою сторону, всего в нескольких сантиметрах от лестницы. Я сосредоточилась на лице, зная, как по-садистски отчаянно Потрошитель кромсает живот жертвы.
У ее левого плеча со склизким звуком упала куча чего-то кровавого. О боже! Вырезанные кишки! Представь себе, что тело в морге и с ним работает патологоанатом. Представь, что это вскрытие, а не потрошение. Ну же!
Не помогало.
Тем временем Потрошитель надрезал почки и спустился к матке и влагалищу. Рукоять ножа, облитая кровью, скользнула в перчатке. Серийник отвлекся только на секунду, чтобы перехватить оружие поудобнее. Надрез. Еще надрез. Потрошитель вынул из развороченного живота второй трофей – матку. Безумный огонь в глазах зверя, высшее наслаждение, когда пальцы сжали упругий орган.
Матка брошена в сверток, нож – тоже. Потрошитель достал какую-то тряпицу, тщательно вытер перчатки. Сунув ткань в сверток, подхватил его и торопливо скрылся в угловом дворе, пропав из виду.
Слившись с собственным телом, я почувствовала, как сжался желудок и голова закружилась. Я едва не упала на мокрую землю. Рот переполнился слюной, желудок сжался снова, но и в этот раз меня не стошнило.
Вернулась к бездыханному телу, бессильно нащупала в кармане линзу времени, присела на корточки и поднесла ее ближе к голове убитой. Пока дни Энни Чепмен зеленым светом перетекали в стеклянную ловушку, я невольно посмотрела на рот жертвы.
Сквозь выбитые передние зубы виднелся опухший кончик языка. Я бросила линзу в карман и помчалась прочь.
Судорожно нащупала кругляш на браслете времени. Время отправки и прибытия выставилось автоматически.
Отправление.
Место: Великобритания, Лондон, Хэнбери-стрит, 29, задний двор.
Дата: 8 сентября 1888 года.
Время: 5:55.
Прибытие.
Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от корпуса 2 дома 24 на Филевском бульваре.
Дата: 6 февраля 2015 года.
Время: 22:41.
Слава небесам! Я посмотрела на дрожащие пальцы, которые не смогли бы верно ввести ни одной цифры и буквы, потом – на открывшийся портал и шагнула внутрь.
Если бы я тогда могла знать, что самое ужасное на сегодня впереди…
Глава 13. Нападение
На Москве-реке вода давно покрылась плотной коркой. Наверное, и промерзла почти до самого дна. Я стояла на берегу лицом к этим тоннам льда. Кроссовки не могли защитить от холода: пальцы ног покалывало. Заледенели ладони. Холод позволил мне прийти в себя, и я пошла к домам.
Фонари далеко, высотки – еще дальше. Видно плохо, темно, только ровная поверхность снега посверкивала, отражая свет полной луны. У одного из мощных тополей – две тени. Удары, кора трещит, сквозь мат и смешки слышны слабые металлические отзвуки. Тени двигались быстро, но слегка неуверенно. Ясно, двое подвыпивших метают в ствол ножи. Один – русский, у другого – кавказский акцент. Инстинкты подсказывали, что от этих двоих лучше держаться подальше.
А они уже заметили меня, окликнули, "кавказский акцент" даже замахал руками. Как неудачно.
Если побежать, рванут следом и догонят. А если уверенно идти мимо и не обращать внимания? Отстанут? Я стала шагать шире и чуть быстрее, не реагировала, но эти двое уже спешили ко мне.
– Зовем, а ты, блядь, не поворачиваешься. Нехорошо.
Холод пробежал по спине. Лапища тяжело легла на плечо и развернула меня, словно игрушку.
Второй – высокий, с кавказским акцентом – добавил:
– А мы паспорили, парэнь или дэвка. Дэвка, значит.
– Кто выиграл? – Господи, что я несу? Зачем? Рука нашарила в кармане электрошокер.
– Что говорышь?
– Кто выиграл спор, спрашиваю, – а тон у меня резкий, хлесткий, даже чуть агрессивный.
А не пора ли не зубы заговаривать, а бежать? У них же ножи…
– Я, – ответил кавказец, и его пятерня легла на мою правую грудь.
Выхватила электрошокер, ударила кавказца в руку и рванула что есть сил.
– Су-у-у-ука! – неслось мне вслед.
Я пробежала от силы метров тридцать. Когда тот, первый, валил меня на снег, я завопила, надрывая связки:
– Горан, помоги-и-и! Гора-а-ан!
Электрошокер отлетел в сугроб. Снег набился в рот и ноздри. Пиджак грубо сорвали.
Подоспел второй, развернул меня и ударил в глаз. Я взвыла. Боль такая резкая, что несколько секунд я не могла сориентироваться в пространстве. Одна его рука – влажная, потная – зажала мне рот и нос, я не могла дышать; другая рука – и тут боль немного притихла, я стала видеть – приставила нож к горлу. Лицо кавказца я никогда не забуду. Его взгляд говорил: "Поняла?"
Бессилие душило, когда первый – плотный такой, крепкий – стал стягивать с меня брюки. Его маленькие свинячьи глазки одновременно блестели похотью, каким-то безумием и радостью. Рука грубо шлепнула меня по бедру. Я взвыла и дернулась, но кавказец сильнее надавил мне на лицо, погрузив затылком в снег, и я почувствовала что-то горячее под подбородком. Кровь! Лезвие, плотнее прижатое к шее, рассекло кожу.
Чужая лапища забралась мне в трусы. Я завыла сильнее, но затихла, услышав, как толстяк расстегивает ширинку, торопливые слова кавказца "Давай быстрей!" Увидела похотливый азартный блеск глаз последнего. Снова попыталась заорать, укусить руку, но тело свело судорогой боли…
Вдруг лезвие ножа перестало холодить шею, упало на снег, а кавказец… кавказец как-то нелепо обмяк, упал на спину, начал вздрагивать рывками, будто в приступе эпилепсии, и схватился за сердце.
Не теряя ни секунды, я вцепилась в лежащий рядом нож и нацелилась было на толстяка, но… и с ним творилось непонятное: он судорожно хватал ртом холодный воздух, натягивал свитер на груди так, словно старался его разорвать. Еще один сердечный приступ? Два сразу?
Я инстинктивно вздернула брюки, натянула их, не вставая со снега, и застегнула.
Глаза толстяка с ужасом смотрели сквозь меня. Погодите. Не сквозь меня, а мне за спину. Я снова схватила нож. Адреналин придал сил и ловкости, и я одним прыжком вскочила на ноги. Моя рука бессильно опустилась, выронила нож, и я чуть не упала на колени – так сильно было облегчение.
Государь. В нескольких шагах стоял Государь. Он услышал мой крик, он пришел на помощь. Он стоял неподвижно, как глыба, засунув руки в карманы пальто, и одним усилием воли контролировал сердцебиение двух подонков. Никаких движений руками, губами, даже глазами. Стой рядом посторонний, ему бы в голову не пришло, что во власти высокого мужчины в черном пальто – две жизни.
Государь начал двигаться. Плавно, неторопливо, как хищник, который знает, что добыче все равно некуда бежать, который смакует каждое мгновение охоты и превосходства. Он вынул руки из карманов, присел на одно колено и заглянул в глаза кавказцу. Тот схватился за голову, сдавил от боли виски. Только я понимала, что делает Государь: он смотрит прошлое парня и будущее, смотрит безжалостно, намеренно причиняя жертве самые тяжкие страдания.
Тело кавказца снова обмякло: он перестал интересовать Государя. Профессор встал и направился к толстяку. Проделал то же самое и с ним, но довел боль до точки, когда толстяк потерял сознание.
Все, что происходило потом, я помню лишь урывками, эпизодами.
Я еду в лифте. На мне пальто Государя. Я вцепилась в профессора мертвой хваткой, шепча, как безумная:
– Вы пришли. Вы все-таки пришли. Вы спасли меня.
Следующее воспоминание – мы с ним в прихожей, я сижу на тумбе для обуви и ору, как резаная:
– Почему так долго?! Вы специально?! Почему не пришли раньше? Почему, почему, почему?! Меня пытались изнасиловать, а вы!..
И вдруг вижу босые ноги Государя. Поднимаю глаза – его черные волосы мокры, едва вода не стекает. Мысль, как озарение: так он же только что из ванной. Чудо, что вообще услышал. Позови я на помощь чуть раньше – и все: пропала бы. А ведь выбежал из дома даже не обувшись.
Третье воспоминание. Я стою около наполненной горячей водой ванны, а Государь держит меня за плечи и внушает:
– Эля, не делай глупостей. Даже не пытайся.
Когда он вышел и прикрыл за собой дверь, я стянула махровый халат и легла в ванну. Так хотелось нырнуть с головой и никогда больше не выныривать. Это же легко: лечь и больше не дышать. Да, легко, но ничего сложнее я не делала. И Государь, скотина, все предвидел! Вложил мне в голову приказ, чтобы я не могла утопиться, пока его нет рядом.