Они помолчали, и заменитель спросил:
- Может, ты сделаешь это прямо сейчас?
- Да, извини. Сотри заменителя, Маркус. Заменитель исчез. Фред закрыл съездовское пространство
и связался с центром "Долголетие" узнать о состоянии инспектора Коста. Оно по-прежнему оставалось критическим.
Фред спустился в столовую за кофе и пончиками. Она почти опустела. Многих рассов вызвали на дежурство ввиду чрезвычайного положения. Одни препятствовали аффам мочить друг друга, другие, несомненно, несли вахту как десантники - ведь теперь Чикаго лишился своего защитного купола. (Храбрость.)
Вернувшись в кабину, Фред запросил у Маркуса инфочип с комплектом бортжурнала "Полундра". Просьба не из обычных - Маркус, как правило, сам занимался поиском. Но ментар предоставил инфочип, не задавая вопросов, а Фред включил изоляционное поле, отгородившись от Маркуса и прочих потенциальных шпионов. Рассовские кабины обеспечивали довольно хорошую изоляцию - не такую, как нулевые комнаты, зато комфортнее.
Он вставил инфочип в считыватель, и на рабочем столе появился указатель.
Фред более или менее ориентировался в содержании журнала. Это сборник дневниковых записей и мыслей рассов за период примерно ста лет, от самого Томаса Э. до последнего времени. Почти все они относятся к работе, к разным тонкостям, с которыми имеют дело сотрудники служб безопасности. В файле "Хвастуны" описываются наиболее опасные миссии (за исключением конфиденциальных подробностей). Маркус уже ввел туда вчерашнее сражение с боебайтором, не называя, однако, имен. Имеется также Стена Почета для рассов, убитых при исполнении. Самый популярный раздел - это Список Списков. Всего в журнале больше семисот тысяч статей - не так уж, в общем, и много за полмиллиарда расс-лет.
Следуя своей теории о секретном, не включенном в указатель разделе, Фред пролистал журнал от начала до конца. Вдруг найдется какой-то ключ? Можно, конечно, спросить Маркуса, но если секрет существует, то и Маркус о нем не должен знать. После трех часов кропотливой работы Фред сдался. Рассы, если не считать нескольких списков, обозначенных как стихи, экспрессивностью могли сравниться с дубами.
Ничего, сейчас он это исправит. Фред открыл новый том, озаглавив его "Книга расса", набрал воздуха и начал так:
- Моим клон-братьям. Вопреки всем свидетельствам мы, подобия Томаса Э. Расса, отличаемся богатой внутренней жизнью. Можно лишь догадываться, отчего мы так неохотно делимся ею с другими и даже между собой. Сегодня я начинаю то, что, как я надеюсь, станет новой традицией - открытый разговор со своими братьями.
Сделав паузу, он перечитал надиктованное. В целом годится - он выразил что хотел, но уж очень высокопарно. Рассы все время пополняют свое образование, однако эрудицией козырять не любят. Фред стер текст и начал заново - так, как с Рейли бы говорил. Оставил только обращение, которое ему нравилось.
- Моим клон-братьям. Мне опротивела наша привычка держать все закупоренным внутри. Это нездорово. Поэтому я выскажу здесь свое мнение и погляжу, последует ли кто-нибудь моему примеру. Предлагаю сделать "Книгу расса" местом, где все рассы смогут поговорить друг с другом в открытую.
Он снова перечитал свою речь. Может, немного фамильярно на этот раз, но лучше, чем было.
- Ходит много разговоров о так называемом клоновом износе, - продолжил он в том же духе. - Такого явления, разумеется, нет в природе. Это просто обывательский миф, попытка неитерантов принизить нас. Но если износ все-таки существует, как мне узнать, поражен я им или нет?
Если позволите, я скажу по-другому. Всем нам известно, что мы, братья Томаса Э., предпочитаем носить тяжелые коричневые ботинки. Это так типично для нас, что стало расхожим клише. Я лично не понимаю, как можно закодировать в наших генах предпочтение обуви определенного цвета. Что будет, если я завтра проснусь и подумаю: "А не надеть ли мне черные ботинки, черт побери?" Подозреваю, что все встречные обратят на это внимание. Я стану такой сенсацией, что больше никогда, наверное, их не надену. Может быть, коричневые ботинки мы любим в молодости, а у рассов определенного возраста развивается вкус к обуви другого оттенка. Вы следите за моей мыслью? Если мы не решаемся носить черные ботинки из-за возможной реакции окружающих и даже в своем кругу не обсуждаем этот вопрос, у нас у всех может возникнуть тайная неудовлетворенность своей повседневной обувью.
По-моему, такое положение дел не совсем естественно. Нам всем заморочили голову. Мы так стараемся соответствовать своей родословной, что подавляем все мысли, угрожающие нас как-то разъединить. Поверьте мне, братья: это прямой путь к безумию.
Так по крайней мере кажется мне, а раз мне так кажется, то чуть ли не полмиллиона из вас, я уверен, чувствует то же самое.
Вот что я поэтому хочу сделать. Я хочу посвятить этот том, "Книгу расса", свободному выражению наших мнений и всех вас, братья, призываю внести свою долю. Расскажите обо всем, что заставляет нас дергаться.
Начну для затравки с себя.
Фред помолчал. Надо выкопать в себе что-нибудь похлеще, самое провокационное, чтобы развязать неподатливые рассовские языки. Позднее можно будет поговорить на предмет лояльности, но для почина это не подходит: слишком взрывная тема. Лучше взять вопрос побезопаснее, но с перчиком.
- Значит, так. Я хочу переспать с дикаркой. Усекли? Хочу трахнуть бабу, чье тело не похоже ни на одно женское тело в мире. Поймите меня правильно: я люблю наших итеранток. Они лучшие. Не имею абсолютно ничего против лин, дженни и других женских типажей. Мне просто интересно разок пойти в койку с дикаркой и посмотреть, как это будет.
Ну вот. И не говорите мне, что я единственный расе, захотевший дикарку.
Теперь ваш черед. Спасибо, что выслушали.
При повторном чтении у Фреда возникло острое желание стереть "Книгу расса" ко всем чертям, но он удержался. Должен же кто-нибудь сделать первый шаг. Кроме того, он уверен в своей правоте. Не может быть, чтобы он ошибался. Поэтому он не стер файл и даже цензурой не стал заниматься. Не сделать ли послание анонимным? Нет, это скомпрометирует весь его замысел. Фред поставил подпись, убрал изоляционное поле и отправил начальную запись "Книги расса" в журнал. "Что ж я натворил-то, ради всего святого?" - подумал он в следующий момент.
3.4
Вчера Богдан опоздал на работу, зато сегодня времени было навалом. По пути к станции "Библиотека" он высматривал, не натворили ли чего МОБИ теперь, когда купола больше нет. Вот тротуар под ногами странный какой-то, как губка. Может, это воображение? Богдан перешел на ту сторону. И все тело чешется почему-то. Он представил, как террористические устройства, слишком мелкие для невооруженного глаза, буравят эпидерму, захватывают все клетки и превращают его в лужицу протоплазмы. Нет, чесаться нельзя.
Чего не видно, так это внукоровских слизняков. Утром они всегда стадами разгуливают, а сегодня ни одного.
Во время поездки в Элмхерст ничего экстраординарного не случилось. В отличие от вчерашнего Богдан шел от станции Макартура к зданию Бахнера, где второй день подряд снимала помещение "Э-Плюрибус", не спеша. Время позволяло как следует разглядеть местность, кишащую утренними ком-мутниками.
Элмхерст славится торговыми галереями. Они расположены одна над другой до самого Муни-уровня 85. Сейчас там толпились моложавые дикари, экстравагантно одетые и причесанные. Машины, снующие над головой, создавали легкий ветерок. Неудивительно, что "Э-Плюрибус" проводит свои опросы именно здесь.
На тротуаре толпился народ. Богдан пролез в первые ряды и увидел, что посреди улицы распустилась актиния.
Первая, которую он наблюдал в реальности, страшная и красивая до невероятия. Она имела форму купола и ширилась волнами в разные стороны. Из центра росли, затвердевая на глазах, кристальные, похожие на янтарь щупальца. Это продолжалось, пока все сооружение не рухнуло с громким звоном и опять не начало разрастаться. От цветка веяло жаром, как от костра. Богдан по мере его роста пятился вместе с другими зрителями. Все визжали и отпускали шутки, как будто не находя в этом событии ничего опасного. В городе распустились сотни актиний, сказал кто-то. В основном они такие же, как вот эта - одно- или двухфазные микроботы, запрограммированные на поедание пары материалов, в данном случае глассиновой плитки для мощения тротуаров и крыш. Этот цветок поглощал улицу в обе стороны, пока не дотянулся до бетонного перекрестка. Бетон в его диете не числился.
Прилетели десантники, окружили цветок полицейским кордоном и приказали всем отойти. Их танкеры начали обрызгивать актинию пеной, останавливая ее рост. Замысловатая конструкция продержалась еще немного и осыпалась, превратившись в желтую песчаную кучу.
В здании Бахнера Богдану не позволили сразу подняться наверх. Этажи "Э-Плюрибус" преображались после ночных арендаторов, казино "Кошкин дом". Оттуда спускались девушки с кошачьими хвостами, торчащими из-под юбок. Богдану нравились эти хвосты - девушки привязывали к ним колокольчики, ленты и прочее. С особенным интересом он глазел на дырки для хвостов, где иногда проглядывали голые попки.
Он все-таки почесывался, но люди вокруг, он видел, делали то же самое. Выходит, это нормально.
Когда Богдана наконец пропустили, гологолли Аннет Бейджинг встретила его наверху знаменитой на весь мир улыбкой.
- Приветик, Богго! Какой ты сегодня красивый.
- Спасибо, - просиял он. Она всегда делала ему такие вот комплименты - это, наверное, входило в ее программу, но его каждый раз волновало до чертиков. - Ты тоже хорошо выглядишь, Нетти, но в твоем случае это значит ничего не сказать.