- Я заплачу золотом, - не понял его колебаний Иоанн. - Заплачу хорошо. Все равно без вас мне не выстоять, так что деньги мне будут ни к чему. По два золотых каждому из оставшихся в живых и по десять тебе за каждого убитого.
- Не мне, император, - отрицательно покачал головой воевода. - Я мзды не беру. Золото пойдет в пользу тех семей, которые останутся без своих кормильцев. Но этого мало.
- А что же еще? - удивился Ватацис. - Я бы охотно породнился с твоим князем и выдал за него свою сестру или дочь, но у меня нет дочерей, даже маленьких. Один только сын Феодор. А сестры мои для него староваты, да и замужем они, хотя… если князь Константин не побрезгует, то Марию - ей еще нет и сорока - можно развести. Думаю, что патриарх даст на это свое согласие.
- Это лишнее, - отмахнулся Вячеслав, вздохнул и заметил: - Хотя, конечно, было бы здорово привезти ему невесту из Константинополя.
Говоря это, воевода в первую очередь думал о том, что он лишается великолепного удовольствия поглядеть на лицо своего друга Кости, когда, встретив прибывших из Константинополя русичей, тот узнает, что вместе с ними прибыла и его невеста, которой не исполнилось и сорока лет - девочка совсем. Вячеслав представил, как широкая улыбка князя, возникшая при радостной встрече с друзьями, тут же превращается в страдальческое выражение, будто тот напился уксуса или еще какой дряни, и невольно улыбнулся.
- Жаль, конечно, отказываться, - искренне сказал он. - Но я таких дел не решаю.
- Тогда что тебе нужно? Скажи, и ты получишь требуемое, если я только в силах тебе это дать.
Вячеслав вздохнул, еще раз окинул взором окрестности Константинополя, хорошо просматривавшиеся с пятидесятиметровой высоты Мраморной башни, стоящей на стыке крепостных стен, защищавших город с суши, и той, что была обращена к водам Пропонтиды, и наконец решился.
- Мне нужен греческий огонь, - произнес он тихо, но очень твердо.
Иоанн вздрогнул. Это уже была наглость. Но, с другой стороны, а что ему оставалось делать. Хотя поторговаться все равно стоило.
- А тебе известно, что на того, кто откроет его секрет чужеземцам, императором Константином Пагонатом наложено страшное проклятие, которое по повелению Багрянородного даже вырезано на престоле в храме? "Анафема из века в век", - произнес он мрачно. - Причем вне зависимости от того, кто он по роду и званию, будь даже патриарх или император. И сыну своему он в своих рассуждениях заповедал отвергать все просьбы и отвечать, что огонь этот был открыт ангелом императору Константину Равноапостольному для одних только христиан…
- А мы на Руси кто? - бесцеремонно перебил его воевода.
- И приготовлять его нельзя нигде, кроме императорского города, равно как нельзя передавать либо научать другую нацию, - невозмутимо закончил Иоанн.
- А ты сам во все это веришь - ну там проклятия и прочее? - осведомился Вячеслав.
- Были люди, которые не побоялись, - нехотя отозвался Ватацис. - Один умер всего через несколько мгновений после того, как передал свиток с описанием греческого огня врагу.
- А свиток? - лениво поинтересовался воевода.
- Он сгорел сразу же, как только его взяли в руки.
- А я не буду брать его у тебя, - внес легкую коррективу Вячеслав. - Ты просто положишь его передо мной, а потом заберешь обратно.
- Этим ничего не изменишь, - покачал головой Иоанн. - Можно обмануть человека, но не бога.
- Не думаю, что бог так кровожаден. И кстати, о твоем роде. Если ты передашь мне секрет греческого огня, то я обещаю сообщить тебе очень важную тайну, касающуюся твоего внука. Иначе твой род и впрямь пресечется, только не божьими руками, а людскими.
- Это… угроза? - мрачно осведомился Ватацис.
- Если бы я угрожал, то говорил бы о тебе или о твоем сыне Феодоре, - резонно возразил Вячеслав. - Речь же идет именно о твоем внуке. У князя Константина очень хорошие предсказатели будущего. От них он и узнал эту тайну, - пояснил Вячеслав.
- Не пойму. Если они заглянули в будущее, то это значит, что некое событие непременно произойдет. Тогда какой смысл в том, откроешь ты мне тайну или нет? Все равно свершится то, что они увидели, - пожал плечами Иоанн.
- Э-э, нет. Будущее, как утверждает этот прорицатель, делится на два вида. Есть то, что изменить нельзя, а есть и такое, которое изменить можно. Так вот, твое как раз из числа последних, - пояснил Вячеслав, старательно, слово в слово повторив фразу Константина.
- Верю, - коротко отозвался Ватацис. - Тебе я почему-то верю полностью, так же как и твоим друзьям-русичам. Плохо то, что когда вы уйдете, то в этом проклятом городе таких надежных людей уже не останется, - и он сокрушенно вздохнул, искоса посмотрев на Вячеслава.
- Хитришь, государь, а зря, - весело засмеялся воевода. - Я - человек простой, так что ты сразу говори, что от меня нужно. Как я понимаю, греческий огонь ты мне дашь, но взамен попросишь что-то еще. Что именно?
Иоанн не спеша взял красивый серебряный кубок, украшенный ажурной резьбой, который стоял перед ним, и задумчиво повертел его в руках.
- Хорошее у нас в Константинополе вино? - спросил он Вячеслава.
- Славное. Только немного приторное и еще смолой отдает, а так конечно, - согласился воевода, недоумевая по поводу такого неожиданного поворота в беседе.
- Легкий привкус свидетельствует о его долгой выдержке, - поучительно заметил Ватацис. - Если ты заметил, то дешевое вино, которое пьют твои воины, совсем иное, оно не имеет этого аромата.
"Зато от него тянет какой-то непонятной медицинской дрянью", - подумал Вячеслав, но вслух об этой мелочи говорить не стал.
Гораздо интереснее было, к чему ведет свою речь, начавшуюся так издалека, умный и лукавый Иоанн, а тот все так же неторопливо и задумчиво продолжал:
- Много хорошего могут делать наши люди. Куда ни глянь - хоть на башни, хоть на дворцы - всюду столкнешься с мастерством, которое еще не скоро превзойдут их потомки. А уж про храмы я и вовсе молчу. Других таких нет нигде. Одна Святая София чего стоит. И это правильно. У великих святынь, что в них находятся, должны быть достойные хранилища. Одна беда - чем больше их в храмах, тем меньше святости в людских душах. Гниль, грязь, подлость - этого сколько угодно, а вот благородства, чести, совести, верности слову год от года все меньше и меньше. Вот потому-то я тебе немного завидую. Твои люди тебя никогда не предадут и не бросят. Ни тебя, ни твоего князя.
- Может, потому, что знают - ни я, ни князь их тоже никогда не предадим и не бросим, - осторожно предположил Вячеслав. - А я слыхал, что не все византийские императоры этим отличались.
- Может, еще и поэтому, - не стал спорить Ватацис. - Но не только. Измельчал народ ромейский, ох как измельчал. И ты не думай, что я тебе льстил, отзываясь так высоко о тебе и твоих людях. Вот если бы близ меня постоянно находилось хотя бы несколько сотен русичей, насколько спокойнее мне было бы править. А уж если бы их число составляло пару тысяч, то я и вовсе был бы счастлив, - протянул он мечтательно.
"Ну и аппетит, - мысленно восхитился воевода. - Тебе бы в купцы - миллионером бы стал", а вслух ответил:
- Боюсь, государь, что ты не сможешь быть счастливым, поскольку пары тысяч русичей у тебя не будет. Но греческий огонь и впрямь дорогого стоит, так что для твоего спокойствия я, пожалуй, и впрямь оставлю здесь несколько сотен своих бойцов.
- Их будет семь или восемь? - сразу оживился Ватацис.
"Нет, парень, ты себе точно профессию неправильно выбрал. Я бы на твоем месте срочно поменял корону на бухгалтерские счеты, если они только здесь имеются".
- Все зависит от потерь, которые мои люди понесут в грядущих боях, - вздохнул Вячеслав. - Но думается, что как бы ни были они тяжелы, две-три сотни я всегда смогу выделить.
- Я слышал, что священным числом задолго до нашего времени чуть ли не у всех народов считалось семь, - сделал скидку Иоанн.
- А я слыхал, что у христиан самое святое - это божественная троица, - парировал воевода.
"Ты с кем торговаться удумал?! Да мне у самого Константина вдвое больше гривен выцыганить удается, чем он изначально на мои затеи планирует, а из него лишнее выжать потяжелее, чем из тебя греческий огонь", - мысленно улыбнулся он.
- Разные есть числа. Не менее священным считается число шесть, как количество дней, в течение которых на заре времен трудился наш господь, - вновь пошел на уступку Ватацис.