* * *
- Омиэле не понравится долгое ожидание, - предрекла Бетина. Она шла рядом с Конаном с луком в руке и колчаном за спиной. Они гуляли вместе под предлогом охоты, достаточно близко от лагеря туранцев, чтобы не подвергаться опасности, и достаточно далеко, чтобы их разговор не могли услышать лишние уши.
- Я не думаю, что ей понадобится долго ждать, - ответил Конан. - Мы отправимся в путь сегодня же ночью.
- Ты пойдешь против воли Хезаля? - спросила Бетина.
Конан усмехнулся.
- Ты быстро все замечаешь, не так ли? - спросил он.
- Я не зеленая девчонка. Отец с четырнадцати лет позволял мне сидеть на собраниях совета племени.
- Прости, - извинился Конан. - Я пошел бы против Хезаля, если б понадобилось. Но я не уверен, поездка на север так сильно противоречит его приказу.
- Если нет, то разве ты не превратишься в марионетку, поступив согласно его невысказанным желаниям, - заявила женщина. - Если ты преуспеешь, то он разделит твой успех. А если ты потерпишь неудачу, он сможет сказать, что ты не подчинился ему, и твои враги в Туране порадуются твоей смерти.
- Хезалю придется измениться сильнее, чем меняется большинство людей, прежде чем он сможет устроить такую интригу. Я думаю, он пытается прикрыть спину от своих врагов в Великом Городе…
- Тут ты прав.
- Ему можно доверять, но среди Зеленых плащей, несомненно, есть королевские шпионы. Мне нужны мои афгулы, и им нужно быть подальше от Хезаля.
- Разреши мне поговорить с Омиэлой, - попросила Бетина. - Дать ей возможность обмануть туранца - это лучше, чем предложить ей мешок золота.
* * *
Повелительница Туманов оказалась непорочной девой, но то ли магия, то ли удача сделали ее первое соединение с мужчиной сплошным наслаждением без всякой боли. Или во всяком случае так показалось Махбарасу.
Про собственные наслаждения он сказать ничего не мог, так как ни в одном известном ему языке не существовало слов, чтобы воздать должное. В самом деле, гадал он, а есть ли такие слова на других человеческих языках?
Вскоре волшебница наколдовала посреди палаты бассейн с искрящейся водой и отвела к нему Махбараса. Они смыли с себя старую страсть, но разожгли новую, и вскоре их тела сплелись на песке около бассейна.
- Я начинаю верить, что все это настоящее, - сказал капитан, накрыв ладонью ту часть тела Повелительницы, в реальность которой он, наконец, полностью уверовал.
Она сжала его руку своей, а потом поцеловала ему пальцы.
Тут все настоящее. Все, помещенное мной в эту палату было порождением земли, так же как и моя магия. Легче преобразить нечто существующее во что-то другое, чем создавать что-то из ничего.
Махбарасу пришло в голову, что это превращение могло с той же легкостью пойти и в другую сторону. Повелительница, казалось, прочла его мысли.
- Нет. Ты уйдешь отсюда прежде, чем палата станет такой, как была. Тебе незачем опасаться, что проснешься один среди облезлых мехов и вонючих шкур.
- И мне не нужно опасаться, что я выйду из этой палаты в чем мать родила?
- Если я ничего не надену, то зачем тебе что-то надевать? Мы не замерзнем.
Колдунья снова доказала, что в жилах ее течет горячая кровь, и прошло некоторое время, прежде чем Махбарас снова смог думать об одежде.
Снова ему показалось, что его мысли написаны у него на лице. Внезапно он оказался одетым, как прежде, хотя решил, что клинки его стали более начищенными и заточенными.
- Видишь? Все, что я держу в памяти, я могу воссоздать, когда понадобится. Но нужно ли сейчас тебе обмундирование солдата? По-моему, нет. - Колдунья щелкнула пальцами, и Махбарас снова оказался раздетым.
Повелительница усмехнулась:
- Я еще не закончила с тобой, равно как и ты со мной. Иди же ко мне, капитан. Умей я умолять, я бы умоляла тебя. Но с тобой мне никогда не придется унизиться до такого.
Когда Махбарас снова заключил в объятия Повелительницу Туманов, он невольно пожелал, чтобы это было правдой. Колдунья могла прийти к нему с кровью на руках, кровью, которую не смогут смыть сами боги. И все же он подарил бы ей то счастье, какое сумел бы ей дать.
Глава 14
Старая Омиэла едва ли превосходила в росте десятилетнюю киммерийскую девочку с черными глазами, взгляд которых ни Конан, ни все прочие не могли долго выдержать. Однако она была хитрой, как любой потомок многих поколений людей, приученных к суровой жизни в пустыне, и, похоже, хорошо владела своими заклинаниями.
Одно из этих чародейств скрыло побег отряда Конана - оставшихся афгулов и пятидесяти экинари, кроме Бетины и Омиэлы, с запасными лошадьми, "позаимствованными" у Зеленых плащей. Заклинание это было прочнейшее, наславшее в середину лагеря туранцев образ танцующей Бетины. Покуда все, включая часовых, прилипли взглядами к игре гибких рук, ног и вуалей, открывавших больше, чем скрывали, афгулы выскользнули из лагеря.
Они быстро добрались до места встречи с экинари, приготовивших лошадей для всего отряда. Затем, вскочив на коней, они растаяли в ночи, отправившись на север.
Старая колдунья знала, где начинать поиски Долины Туманов. Это место находилось в добрых трех днях пути к северу. Конан установил очень жесткий темп, заставивший попотеть даже афгулов, и боялся, что обе женщины, возможно, не сумеют выдержать его.
Но ни та, ни другая не доставили хлопот киммерийцу. Бетина была молода и находилась в отличной форме, а Омиэлу десятилетия под солнцем пустыни так пропекли, что придали ей цвет и крепость старой дубленой кожи.
- Я помню времена, когда женщину, не способную скакать с рассвета до темноты три дня кряду, считали годной лишь рожать детей, - с насмешкой отмахнулась старуха от Бетины. - Позаботься лучше о себе, девочка. Вымотаешься, и когда этот киммериец тебя захочет, у тебя сил не останется! - Тут она издала непристойный смешок, и бронзовая кожа Бетины стала еще темнее.
Конан молча отошел и чуть не столкнулся с Фарадом.
- Девам не следует отправляться в такие опасные походы, - тихо произнес афгул.
Конан рассмеялся:
- Ты хочешь сказать, девам, которыми ты восхищаешься. Да, я никогда не слышал, чтобы афгулийские девы хлопотали у походных костров.
- Я восхищаюсь этой дикаркой из пустыни? - негодующе переспросил Фарад.
- Да, - подтвердил Конан. - Или это кто-то другой стоял, разинув рот, пока она танцевала, чтобы Омиэла могла отправить ее образ в лагерь? Ты бы даже не заметил, если бы какая-нибудь птичка залетела к тебе в открытый рот и свила гнездо между зубами.
Фарад запустил в бороду пальцы обеих рук и прожег Конана злым взглядом.
- Мой вождь, день, когда я не смогу наслаждаться танцем прекрасной женщины, будет днем, когда я умру или, по меньшей мере, ослепну. А пришлой ночью я не был ни покойником, ни слепцом.
Конан рассмеялся и засыпал Фарада легковесной лестью, чтобы охладить его негодование. Киммериец гадал, не следует ли ему упомянуть про восхищение Фарада в разговоре с Бетиной, чтобы девушка ненароком не обидела афгула.
А затем решил промолчать. Пока им и так хватало дел, и Конан решил не вешать на себя ко всему прочему роль свата.