Он развернул коня, направляя его коленями, поднял обе руки высоко над головой. В правой руке он держал меч, и ехавшие за ним воины поняли этот сигнал. Они, в свою очередь, тоже развернули лошадей. У всех воинов имелись луки и полные стрел колчаны, и, прежде чем нырнуть в тень скал, всадники дали залп.
Расстояние было вполне в пределах дальнобойности туранских или даже афгульских луков при стрельбе по мишеням размером с человека, даже когда лучники стреляли в спешке. Дикарей упало больше, чем вылетело стрел, так как некоторые не задетые стрелами воины бросились наземь из страха или, возможно, решив помочь раненым.
Это дало Конану еще больше надежд на победу. По крайней мере он начал надеяться на то, что увидит рассвет. Враги, казалось, не понимали, что если у них мало лучников, то им нужно быстро сблизиться с отрядом Конана или они рискуют потерять слишком много людей, чтоб выиграть последнюю схватку, столкнувшись лицом к лицу.
Тем временем люди Конана исчезли в расселинах справа. Киммериец услышал проклятия и лошадиное ржание, когда люди попытались заставить своих скакунов подняться по склонам, больше пригодным для коз, чем для лошадей. И еще он снова услышал свист стрел. По крайней мере, один дикарь набрался смелости, вскочил на ноги и тут же упал со стрелой в горле.
Затем к ржанию лошадей добавились человеческие вопли. Конан выпрыгнул из седла, шлепнул свою кобылу по крупу, послав ее вверх по склону, и полез на вершину ближайшей скалы. Если он и должен изображать из себя мишень, чтобы увидеть, что происходит, то уж лучше он будет лишним.
Конан еще не одолел и полпути к вершине, когда получил ответ на свои вопросы. Он услышал крик Фарада:
- У них приятели в скалах! В кучу, в кучу, в кучу!
Конану оставалось только надеяться, что туранцы понимали язык афгулов.
Затем он услышал боевые кличи дикарей. Им вторило эхо. Нет, не эхо. Эти ревели воины - враги, поджидавшие среди скал людей Конана, которых загнали им в лапы, как овец в пасть к волкам.
Конан решил, что вождя дикарей, быть может, согреет мысль о том, что он сможет похвалиться тем, что положил конец карьере киммерийца.
- Кром!
Восклицание северянина не было молитвой-воззванием к холодному богу Киммерии, так как тот не прислушивался к таким призывам, скорее оно прозвучало напоминанием о том, что здесь предстояло погибнуть киммерийскому воину, и к тому же самым достойным образом.
Имя бога эхом отразилось от скал, заглушая человеческие и звериные крики… И только тогда Конан бросился вперед на врага с мечом в руке.
Процессия поднялась по тропе к капитану Махбарасу. Восемь дев шли впереди Данара и восемь позади. А за ними шествовала женщина, столь основательно укрытая от глаз балахоном и капюшоном, что могла бы быть жрицей, поклявшейся защищать себя от глаз непосвященных.
Под этим капюшоном поблескивали золотистые кошачьи глаза, а плавная, грациозная походка выдала бы эту женщину, даже если не видеть ее глаз. Повелительница Туманов, как и обещала, пришла покарать смертью воина за греховное желание.
И к тому же виновного ожидала нелегкая смерть.
Данара связали ремнями, так что руки его оказались за спиной, а лодыжки соединяла короткая цепь, длины которой едва хватало, чтобы он мог ковылять. Глаза воина были широко раскрыты, хотя несколько свежих рубцов у него на лице и шее показывали, где он усвоил, как неразумно глазеть по сторонам.
Не одурманенный, не раненный, он увидит приближающуюся смерть и будет наслаждаться этим столько, сколько пожелает колдунья, - казнь может продолжаться не один час, если, конечно, Повелительница хотела сделать из него показательный пример. Махбарас снова сжался и пожалел, что не может хоть ненадолго заткнуть себе уши и ослепнуть.
Охранявшие капитана девы отступили, давая своим сестрам место, чтобы те могли встать в ряд на каменную площадку. К тому времени как собрались все, девам пришлось встать практически плечом к плечу вдоль края балкона, чтобы оставить немного места посередине.
В центре этого круга и оказался Данар. Он прошел туда таким же твердым шагом, каким выходил на перекличку. Беспокойство выдавал только блеск пота на бронзовом лице.
Махбарас заставил себя улыбнуться. Ему хотелось крикнуть горам и небу и этим проклятым бабам: "Смотрите, как умирает солдат Хаурана, поймите, каких врагов вы наживаете, творя это безумие!"
Но горы и небеса не ответят. Лишь Повелительница Туманов да мечи и копья дев ответили бы ему.
* * *
Конан надеялся приземлиться в гуще врагов, как рухнувший с утеса валун. Такая атака могла привести в замешательство и более закаленных воинов, чем эти дикари пустыни, а противникам, оказавшимся в замешательстве, против киммерийца долго не выстоять.
Но то ли вторая часть засады потерпела неудачу, или же люди Конана пока удерживали свои позиции… Хотя и то и другое казалось невозможным; пересеченная местность, где через каждые пять шагов за углом таился враг, сослужила одинаково плохую службу обеим сторонам. Это напоминало Конану уличные бои от дома к дому, в которых он участвовал достаточно часто, чтобы знать, что хорошего в этом ничего нет.
Он успел сделать только три шага, прежде чем столкнулся с двумя дикарями, уже схватившимися с воином в зеленом плаще. Человек Конана находился во вдвойне невыгодном положении из-за того, что ему придавил ногу умирающий конь, но он отчаянно защищался. Все внимание его противников сосредоточилось на нем, и ни один из них не удосужился посмотреть в сторону киммерийца, который совершенно неожиданно обрушился на них.
Благодаря внезапности и более длинному мечу Конан с легкостью прикончил первого дикаря. Тот пал с раскроенным от макушки до переносицы черепом, выплеснув мозги и кровь на мертвого коня и воина в зеленом плаще.
Какой-то миг в воздухе плясали клинки. Воин Турана беспорядочно рубил противника трофейным ятаганом и собственным талваром. Дикарь пытался парировать удары меча Конана ятаганом и защищался кинжалом от второго противника.
Лязг, возникавший при столкновении клинков, был достоин мастерской кузнеца. Зеленый плащ лишь царапнул дикарю по колену, а ятаган остановил удар киммерийца, но оружие вылетело из руки противника.
Клинок со звоном упал на камни, и у дикаря осталось время лишь на то, чтобы метнуть кинжал, прежде чем Конан оказался рядом с ним. Ему было нечем защититься от второго удара меча, и тот вскрыл горло и гортань дикаря, едва не снеся голову с плеч. Мертвого коня снова окатило кровью, и второй дикарь рухнул поверх первого.
Конан не заметил, куда делся брошенный кинжал, пока Зеленый плащ не вскрикнул, когда Конан ухватил его за плечо. Вот тогда Конан и увидел, что кинжал на три пальца вошел в левое плечо воина. Киммериец вытащил клинок, вытер о свои штаны, заткнул за пояс и освободил Зеленого плаща из-под придавившего его коня.
- Лучше чем-нибудь заткнуть рану, - сказал Конан, ткнув в кровоточащее плечо воина. - Ты умеешь драться левой?
Воин кивнул.
- Лучше боец правша, чем труп левша, - глубокомысленно изрек Конан. - Держись поближе ко мне, пока не отыщем наших товарищей.
- А… - э… - если они погибли?..
- Если они погибли, мы не услышим никакого шума боя выше по склону, - прорычал Конан. - Если они мертвы, то, возможно, убили достаточно врагов, чтобы дать нам шанс спастись. А если ты не последуешь за мной, то кочевники наверняка прикончат тебя, или я сделаю это еще раньше.
Конан осторожно ткнул Зеленого плаща в поясницу острием меча. Но воину этого и не требовалось. Он рванул вверх по склону, словно всю жизнь был скороходом, выкрикивая на бегу девиз Зеленых плащей:
- Наша кровь - наша честь!