- Сколько раз говорил, не смей сравнивать меня с твоими варварскими богами! Теперь ступай, следи за Реминой и ни на шаг не отходи от ее дверей!
Глава VII
Теплый, бархатный вечер опустился в долину, но если внизу уже сгустился мрак, окутав виноградники на склонах и лес в пойме реки, то пики гор еще сверкали в кроваво-золотых лучах заката, словно остро заточенные наконечники копий.
В дубравах стихли трели птиц, лес уснул, лишь невидимые цикады перекликались в траве стрекочущими голосами, да нескончаемый речной поток звенел и клокотал на перекатах. Раскалившийся за день воздух, благоухал ароматом цветов и медоносных трав, словно божественный нектар. Но камень и земля так быстро теряли свое тепло, что времени насладиться этим волшебным переходом от дня к ночи почти не оставалось. Студеное дыхание ледников неумолимо спускалось в долину, и вот уже в траве заблестела роса, а над рекою поднялись белесые космы тумана. Серебряный лик луны выглянул из-за невесомых разорванных облаков, и всю долину залило призрачным серебристым сиянием. Это была ночь полнолуния.
Конан передернул плечами от холода. Днем он обошел кругом замок, а остаток времени просидел в кустах, наблюдая за стенами и воротами цитадели. Мышцы затекли от долгой неподвижности, но теперь он знал все: когда меняют караулы, где стены ниже и доступней, с какой башни просматривается та или иная часть местности, он исследовал каждый овражек и каждую ложбинку на склоне и теперь мог незамеченным пробраться к самым замковым стенам. Будучи опытным воином и повидав множество укреплений и крепостей, Конан отдавал должное древним строителям этой крепости, искусно выбравшим для нее место - провести армию под стены скрытно от наблюдателей в башне, было практически невозможно. Но за спиной киммерийца и не было никакой армии, а одному человеку легко затеряться в неровностях и складках склона.
Оставался еще ров. Сейчас, в разгар лета вода в нем спала, и, угодив в него, человек попадал в ловушку, не доставая края рва с поверхности воды. Но и это препятствие преодолимо, особенно для того, кто родился и вырос в горах. Днем над зубцами главной башни взвился зеленый с золотом флаг, рядом с черно-белым полотнищем барона Орландо, из чего киммериец заключил, что герцог Ренальд прибыл в замок. Конан решил дождаться темноты, а уж тогда и проникнуть за стены, и терпеливо ждал весь день, скрытый листвой густого кустарника, не обращая внимания на полчища кровожадных москитов, кружащих вокруг.
Черная громада замка высилась на залитом лунным сиянием склоне. Флаги на башне едва полоскались под легким дуновением ветерка.
Изредка между зубцами стен мелькали факельные огни, и слышалась перекличка стражников. В неверном лунном свете стены казались еще неприступнее, а башни застывшими в дозоре великанами. Конан с надеждой взглянул на небо, может одна из туч наползет на насмешливый диск луны, но ничего кроме разочарования не испытал. Небо было чистое и бездонное, усыпанное самоцветами звезд. Только на севере небосклона виднелась полоска серых облаков, цепляющихся брюхом за горные кручи.
"К полуночи они будут здесь", - прикинул Конан и решил еще подождать немного.
И в этот миг над сонным замком прогремел гул набата, переполошивший лесных обитателей. Мощный голос медного гонга, словно гром небесный, ворвался в безмятежную долину, и горы вторили ему протяжным долгим эхом. Набат мог означать лишь одно - церемония в замке вот-вот начнется. Это подхлестнуло Конана к действию. Киммериец негромко выругался и бесшумно выскользнул из своего убежища.
* * *
- Пора, госпожа моя, - обратилась к Ремине одна из девушек, помогавших баронессе облачиться в свадебный наряд. - Ваш жених ждет вас в замковом храме.
- Ой, Ремина, ты должно быть такая счастливая! Я так тебе завидую! Говорят, что герцог - красавчик, - радовалась за подругу госпожа Филиппа, сверстница юной баронессы, товарищ детских игр и забав, отец которой верой и правдой служил барону Орландо и пал в одном из пиктских походов.
Ремина, отрешенная от всего земного, погруженная в горькие мысли, думала о своей несчастной судьбе и гибели киммерийца. Ничто теперь не связывало ее с этим миром, который она прежде так любила. Даже страдания отца, готового принять мученическую смерть, но не склониться пред жрецом, казались ей абсолютно напрасными.
Гибель варвара, к которому она прониклась доверием и испытывала странное неосознанное влечение, окончательно сломило ее. Киммериец казался ей героем из древних легенд, будораживших воображение девушки, побеждающим зло и помогающим сирым и слабым. В своем пылком воображении она создала этот романтический образ и сама не заметила, как влюбилась в него. Это была наивная юношеская влюбленность, чистая и прекрасная. Поэтому, когда Филиппа произнесла эти невинные с виду слова, сердце баронессы взорвалось от боли, а боль выплеснулась в неосознанный гнев.
- Как ты смеешь так говорить! - выкрикнула Ремина, вырываясь из рук рабынь. Рука баронессы взлетела вверх, готовая отвесить пощечину этой глупой простушке.
Филиппа вся сжалась, с удивлением и страхом глядя на свою подругу. Рабыни застыли в оцепенении.
- Простите, госпожа! Умоляю, простите! Я не должна была так говорить о вашем женихе! - скороговоркой оправдывалась Филиппа, стараясь не смотреть в пылающие гневом глаза баронессы.
"О, Митра, что я делаю!? - вдруг поняла Ремина. - Чем виновата бедная Филиппа? Ведь она ничего не знает ни обо мне, ни о Конане, ни о замыслах Яхм-Коаха. Милое, доброе существо, пребывающее в неведении. Не я, она счастливее меня во сто крат!"
Рука баронессы безвольно упала.
- Прости меня, дорогая Филиппа! - в порыве раскаяния воскликнула девушка и, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, с нежностью поцеловала подругу, которая совсем растерялась от быстрой смены настроений, происходящей с баронессой.
- Наверное, всему виной волнение, - попыталась найти объяснение этим переменам Филиппа.
Обе девушки готовы были расплакаться в объятиях друг друга.
- Вас ждут, госпожа, - напомнила им рабыня.
- Да-да, - как эхо откликнулась Ремина, - идемте, я готова.
Служанки набросили ей на голову полупрозрачную, тонкую ткань, полы которой ниспадали до пят девушки и до времени скрывали лицо, и, взяв под руки, повели в храм.
Если бы Ремину спросили, какие чувства владели ее сметенной душой во время этого скорбного марша, что видели ее глаза, о чем она думала: девушка бы не нашлась, что ответить.
Еще не доходя до святилища, процессия с невестой услышала звуки торжественной музыки и хор нестройных голосов, прославляющих Митру. Когда Ремина и сопровождающие ее женщины ступили под низкие своды храма, уже оглушенные какофонией гремящих инструментов и пением охрипших голосов, юная баронесса чуть не лишилась чувств от смрадного запаха горелой плоти жертвенных животных. В маленький не проветривающийся зал набилось множество народа, но девушка смотрела на собравшихся здесь людей и не узнавала знакомых лиц. На трех гигантских жертвенниках полыхали костры, сложенные из цельных древесных стволов. Жара и духота в храме могли легко свалить с ног здорового мужчину, не говоря уже о юной девушке, нервы которой и так находились на грани срыва.
Невидящий взгляд Ремины блуждал по стенам залы, смотрел сквозь людей и ничего не замечал, пока не натолкнулся на человека, неподвижно стоящего в центре помещения. Это был мужчина: высокий, стройный с пышной гривой иссиня-черных волос, ниспадающих на широкие плечи. Взгляд девушки застыл на этой мужественной фигуре. На миг ей показалось, что она ее узнает…
- Конан! - невольно вырвалось из ее уст и она порывисто шагнула в сторону своего кумира.
Несмотря на гром барабанов и визг флейт, мужчина услышал этот взволнованный вскрик и обернулся. Юная баронесса застыла, словно натолкнулась на невидимую преграду.
На нее с изумлением и любопытством смотрели жгучие зеленые глаза, - и это не были глаза северянина.
В это время из-за жертвенников появилась другая фигура, облаченная в пышные златотканые одеяния.
- Подойди к своему избраннику, дочь моя! - торжественно провозгласил жрец.
Ремина не сдвинулась с места. Она не видела и не слышала ничего. По залу пополз зловещий шепоток. Тогда герцог сам приблизился к ней и осторожно взял за руку. От этого прикосновения девушка вздрогнула, но покорно позволила проводить себя на центр зала. Яхм-Коах, пристально следивший за ними, удовлетворенно кивнул и низким голосом обратился к Митре, открывая церемонию.
Все остальное Ремина видела точно во сне. Как жрец принес новые жертвы и бросил их в пылающий огонь: белую косулю, чтоб душа ее мчалась во все уголки земли и всем поведала о торжестве, серебристую рыбу, дабы не обиделись духи воды, и, наконец, белую цаплю, чтобы птица, поднявшись в небо, оповестила богов и других небожителей…
Следуя за жрецом, молодая пара несколько раз обошла вокруг храм, раздавая гостям золотые монетки, символизирующие Солнце…
Девушка очнулась только тогда, когда под сводами прозвучали торжественные слова Яхм-Коаха:
- Теперь, муж, ты можешь снять с этой девушки покрывало невинности. Отныне ее молодость, красота и тело принадлежат тебе. А ты, жена, взгляни на господина своего. Отныне он будет заботиться о тебе и защищать. Да осветит солнечный Митра ваш союз!
Ренальд, едва справляясь с волнением, нерешительно потянул за край покрывала. И вот ткань упала к ногам баронессы, и девушка робко оторвала от пола застенчивый взор. Герцог не удержался от восхищенного вздоха, словно к нему наяву явилась сама богиня любви.