– Вообще, не мужское это дело – у плиты стоять, – продолжала щебетать девушка, методично размешивая макароны и тушенку. – В кулинарном деле важна нежность и внимание, а вы, мужчины, слишком несерьезно относитесь к приготовлению пищи. Вам лишь бы побыстрее да побольше, а о качестве пищи вы думаете в последнюю очередь.
– "Я очень много-много лет мечтаю только о еде", – продекламировал я, садясь на стул. Хоть кухня и была общей (в общежитии живем, как-никак), но содержалась она в относительном порядке. То ли потому, что на этаже жило всего пять человек, то ли потому, что три женщины по очереди наводили на кухне порядок, но чистота здесь была постоянной. Мы же с Петром Звягиным, еще одним жильцом нашего этажа, женский труд уважали и старались без особой причины на кухне не сорить.
– Вот-вот, – механически поддакнула Маша и тут же вернулась к прежней теме. – А если мужчина живет один, то он вообще питается кое-как, потому что некому за ним следить. И холостяка легко отличить от женатого или хотя бы живущего с женщиной человека по тому, какие продукты он выбирает, когда идет за покупками.
На мое счастье макароны нагрелись и затрещали на сковородке. Маша тут же схватила прихватку и сняла сковородку с плиты. Я положил на стол подставку и достал из ящика стола вилки.
– А у тебя даже хлеба нет? – спросила девушка, ставя сковородку на подставку. – Угадала?
– Угадала, угадала, – проворчал я. – Угостишь?
– А куда тебя денешь? Угощу, конечно, – непонятно чему обрадовалась Мария и достала из своей коробки полбуханки серого хлеба в целлофановом пакете. Продукты каждого из жильцов нашего этажа хранились в отдельных коробках, во избежание нежелательного использования их другими людьми. Только холодильник был общий, но тут уже приходилось полагаться на честность соседей. И надо признать, пока все оправдывали доверие друг друга.
– У тебя что, сегодня свидание? – неожиданно спросила Мария, когда мы уже приступили к трапезе.
Я поперхнулся и закашлялся. Ну, ничего себе вопросики!
– С чего ты взяла? – прохрипел я, справившись с первым приступом кашля.
– От тебя пахнет одеколоном, – девушка смутилась. – Вот я и подумала – для кого это ты так стараешься?
– Просто не было другого дезинфицирующего средства, – я провел ладонью по щеке. – Вот и пришлось воспользоваться остатками былой роскоши.
Расправившись со своей порцией, я встал из-за стола и подошел к раковине. Вымыв вилку в проточной воде и протерев ее полотенцем, я положил свой столовый прибор в ящик и потянулся за чайником.
– Чайку выпьешь? – спросил я, наливая в чайник воду из бочки. В ней вода хоть как-то отстаивается.
– Выпью, – тихо прозвучал ответ.
Я поставил чайник на плиту и в этот момент вспомнил, что чашка моя до сих пор находится у меня в комнате.
– Я сейчас вернусь, – сказал я и пошел в комнату.
Чашка стояла там, где я позавчера ее оставил. То есть на столе. Пустая бутылка из-под вина лежала на полу, веши в беспорядке валялись на стуле. Блин, вчера даже куртку в стенной шкаф не повесил. Подобрав куртку с пола, я встряхнул ее и внезапно из кармана выпала странная вещь, похожая на железный орешек. Ударившись об пол, орешек покатился по комнате и, докатившись до стены, внезапно распался на две половинки. Из половинок орешка тут же повалил густой синий дым.
Я рванулся к окну и, сорвав со щелей бумагу, распахнул его. Помогло мало. Дым начал понемногу вытягиваться на улицу, но его концентрация оставалась слишком высокой, чтобы хоть что-то разглядеть. Внезапно пахнуло холодом, да таким, что я, одетый только в легкую футболку и спортивки, замерз мгновенно.
Странный дым унесло в окно, а у стены стал подниматься на ноги кусок льда. У меня немного отлегло от сердца. Всего лишь ледяной голем. Но каким образом его впихнули в железный шарик, а главное, как он попал ко мне в карман?
Но думать было некогда. Думать я буду потом. Главное, чтобы он не вздумал ломать стены. Голем уже полностью поднялся на ноги и крутил по сторонам маленькой башкой. Вернее крутился он всем телом, поскольку шеи у големов не было никогда. Наконец, монстр заметил меня и шагнул вперед. Да, как хорошо, что я вчера решил взять с собой булаву. Без нее у меня могли бы возникнуть проблемы, а так у голема нет ни одного шанса. Подхватив оружие, я шагнул ближе к центру комнаты. Воздух из окна неприятно студил спину, но приходилось терпеть.
Голем шагнул еще раз и взмахнул ледяной рукой. Я увернулся и тут же ударил булавой по плечу твари. Брызнули в стороны осколки и мелкая ледяная крошка. Рука монстра с хрустом отломилась и упала на пол. Через мгновение та же участь постигла и вторую руку голема. Монстр закрутился на месте, затем снова шагнул ко мне. Еще двумя ударами я сломал ему обе ноги, а когда обездвиженный голем растянулся на полу, принялся дробить его тело булавой на мелкие куски.
У голема совершенно нет мозгов. Он просто выполняет приказ, который программирует в него создатель. А создать голема сложно, хотя обычно потраченные силы не оправдывают результат. Они неутомимы, не чувствую боли, не знают страха. Но они неповоротливы и тупы. А ледяной голем вообще неустойчив как материальный объект. Летом его создать вообще невозможно. Понятно, почему? Летом проще использовать глиняных или земляных големов. Их уничтожить тяжелее, поскольку обычно оружие вязнет в рыхлых телах. Зато зимой они застывают на морозе и не могут шевелиться.
В общем идеального голема нет. У всех свои недостатки.
Закончив расчленять глыбу льда, я собрал самые большие куски и выкинул в окно. Кстати окно пора закрывать, а то скоро сам льдом покроюсь. Собрав остатки ледяного монстра я сложил их в кулек и вынес в ванную. Лед растаял почти сразу и талая вода стекла в канализацию. Все. Теперь о големе можно не беспокоиться, не встанет.
Просчитались мои недоброжелатели, опять просчитались. Если бы шарик выпал из куртки вчера вечером все могло бы закончится куда хуже. Для меня, естественно.
Вернувшись в комнату, я первым делом осмотрел половинки железного орешка. Две гладкие металлические поверхности без каких-либо символов, знаков и остаточного магического поля. Нужно будет показать их Великому Инквизитору, может, что умное подскажет. Как много вопросов и так мало ответов на них.
Когда я вошел на кухню, чайник только начал закипать. Маша уже достала свою чашку и теперь сидела за столом, задумчиво вертя в руках чайную ложку.
– Что-то ты долго, – сказала Маша, наблюдая, как я наскоро ополаскиваю чашку и роюсь в своем ящике с продуктами в поисках чая.
– Возникли неожиданные трудности, – сказал я, продолжая копаться в ящике. Чай нашелся, а вот сахар все никак не желал попадаться в руки. Странно, коробка небольшая, продуктов в ней еще меньше, а беспорядок внутри полнейший. Ага, вот и сахар.
Я поставил пакет с сахаром на стол, затем насыпал в чашки чай и, выключив газ на плите, принялся разливать кипяток по чашкам. Горячая вода, попадая на маленькие черные листочки, заставляла их набухать и распрямляться. К потолку тут же начали подниматься клубы пара, а вода окрашиваться в красновато-коричневый цвет. Есть что-то волшебное в этом, казалось бы, простом ритуале. Как будто горячая вода дает новую жизнь уже давно умершим высохшим листочкам, наполняя их своим жаром, заставляя оживать и в последний раз отдавать то, что скрывается внутри каждого из них. Ту волшебную бодрящую энергию, тот неповторимый вкус и аромат, последнюю часть своей жизненной силы.
– Есть в этом что-то волшебное, – будто прочитав мои мысли, пробормотала Мария, глядя, как в глубине ее чашки чаинки затевают чехарду.
– Да, – кивнул я, – только жалко, что все это волшебство не продлится долго. Стоит только положить в чашку сахар или разбавить холодной водой и все волшебство пропадает. Даже жалко становится нарушать этот миг.
Но нарушать все же пришлось, зря, что ли сахар искал? Положив себе две ложечки сахара, я принялся осторожно дуть на исходящую паром жидкость. Не люблю разбавлять чай холодной водой. Пусть лучше он сам потихоньку остывает, хоть как-то вкус сохраняется.
Маша положила себе всего лишь одну ложечку сахара и теперь этой самой ложечкой задумчиво помешивала в чашке, не переставая при этом смотреть на меня.
– Что? – удивленно поднял я глаза на свою соседку, после того, как сделал пару больших глотков.
– А? – удивленно встрепенулась она, а потом как-то сникла и смущенно ответила. – Нет, ничего, извини.
Я допил чай и взглянул на часы. Двадцать минут одиннадцатого. Еще сорок минут до встречи с моим информатором. Хотя он и не информатор. Так, помогает мне по доброй воле. Что-то он мне скажет?
Я встал из-за стола с твердым намерением на этот раз вымыть чашку. Подойдя к раковине, я открыл воду и подставил чашку с остатками чая под струю, бьющую из крана. Чаинки закружились, подхваченные мощным напором воды, и я выплеснул воду в раковину. У самого слива закружился маленький водоворот, в котором закружились разбухшие от воды лепестки, уносимые течением. Вот и кончилось волшебство.
Внезапно теплая ладонь легла мне на плечо. Я удивленно обернулся. Мария в своих мягких тапочках передвигалась неслышно, и теперь вторая ее рука легла на мою талию. Лицо ее оказалось близко-близко с моим, и я ощутил на своей щеке горячее, обжигающее дыхание. Ее голубые глаза светились такой надеждой, что я на мгновение даже растерялся.
– "Он прожил много лет, он прожил много зим. Тянулись серые дни, и никого рядом с ним", – с придыханием пропела Мария. Ее глаза оказались еще ближе. – Ты все время один, Темненький. Живешь без имени, без друзей, без девушки.