Жолт слонялся вокруг конечной станции фуникулера и усмехнулся, узнав место, где был задуман прошлогодний побег.
…Идея побега принадлежала Дани.
– С замечанием в дневнике я домой не пойду! – покраснев, сказал Дани. – Скандал будет зверский. Думаешь, я шучу? Не пойду домой, и дело с концом. Вот увидишь!
– Ты много болтаешь, а еще больше ржешь. В этом твоя беда.
– А зачем ты на уроке гримасничал?
– Ну и что? Если б ты не трясся от смеха, никто бы ничего не заметил.
– Мой отец капитан, и замечание по дисциплине для него просто зарез.
Жолт не отозвался, и они молча брели по Силадифашор.
– Сколько у тебя денег? – вдруг спросил Жолт.
– Что? Денег? Почти пятнадцать.
– И у меня десять. Хватит вполне.
– Куда?
– За Холодным колодцем есть изумительный лес. Заповедник.
– И мы станем лесовиками, – с чуть преувеличенным воодушевлением подхватил Дани.
Они вышли из трамвая у Хювёшвёлди, купили килограмм хлеба и двести граммов масла. До Холодного колодца доехали на автобусе. Но когда показалась дорога в лес, Жолт заметил, что приятель его помрачнел.
– Дома уже пообедали, – неосторожно сказал Дани.
– Ну и что? Через полчаса будет родник, устроим привал и закусим.
– Знаешь, старик, здесь есть такие укромные местечки, где нас никогда не найдут, если даже пошлют за нами целую армию, – старался приободрить себя Дани.
Они шли краем обширного капустного поля. Кучи выдернутых и срезанных капустных голов лежали вдоль всей тропы.
– Здесь, наверное, пировали олени, а может быть, вепри, – сказал, озираясь, Жолт.
– Откуда ты знаешь?
Жолт показал на землю. К капустному полю вели следы парных копыт. Дани вытаращил глаза, и под толстыми стеклами очков они стали огромными.
– Я мог бы взять у отца револьвер. В лесу бы он очень нам пригодился.
Они продолжали путь. Жолт шел молча, а Дани все утешал самого себя:
– Знаешь, старик, я сварганю из веток такой шалаш, что не протечет ни единой капли.
– А зачем? Здесь есть навес от дождя. Притащим сена, будет тепло. А завтра спустимся на берег Дуная и будем ловить рыбу.
Они подошли к опушке леса, и Жолт вдруг почувствовал, что налетела беда.
– Мама плачет уже, – сказал Дани и остановился.
– Замолчи! – крикнул Жолт. – Теперь все равно!
– Не все равно! Нет! Жоли, вернемся! И твоя мама плачет. Твои обе мамы плачут.
– Замолчи, трус! Свинья!
– Ну ладно. До родника я тебя провожу. А про маму я почти что забыл.
– Уходи сейчас же, катись домой, жалкий тип! Трус! Подонок! И ты можешь меня здесь бросить?
– Нет, – смущенно ответил Дани.
Он медленно отступал назад, задевая ногами отрубленные капустные головы, которые тут же откатывались от кучи.
– Убирайся же, трус! Предатель! Иди к своей маме, я сам… Ах ты предатель! Предатель!
– Жоли! Не злись! Мама так испугается… э-эх! – Из горла Дани вырвался странный, похожий на рыдание звук.
Он круто повернулся и пустился бежать. Не по тропе, а напрямик, через капустное поле. Вот он исчез в канаве, выбросил оттуда портфель и на четвереньках выбрался на бетонированную дорогу.
– Дани! – вслед ему крикнул Жолт.
Губы его опустились, на глаза навернулись слезы. Согнувшись, он вытирал их тыльной стороной ладони; и вид у него был такой, словно он хочет спрятаться от глазеющей вокруг толпы.
Он пошел вдоль лесной дороги, хотя знал, что один никуда не уйдет.
На лес опустилась мгла, и осенние краски вдруг сразу померкли.
– Он и хлеб с собой утащил, этот жалкий гнусный подонок! – бормотал Жолт. – Ну и пусть, перебьюсь. Поем капусты. Как вепрь.
Когда Жолт вернулся домой, был поздний вечер. Все двери, даже в ванную, распахнуты были настежь и балкон освещен. Трещал телефонный звонок.
– Да, я звонила, – сказал голос Магды-два. – Слушаю вас.
Затем наступила тишина.