Тебе нравится жить под столом? Но ведь это никуда не годится! Небольшая прогулка тебе нисколько не повредит. Ты же здоров. Я убежден, что ты совершенно здоров. Ну, иди, иди. Зебулон! Наберись чуть-чуть храбрости и увидишь, что Жолт тебя тоже полюбит, хотя пока – и в этом ты совершенно прав – он ведет себя недостойно. Но кое-что зависит и от тебя, иначе вы проиграете оба. Ты это хорошенько запомни. Ну, пошли, Зебулон!
Нет сомнений, что из этой пространной речи Зебулон не понял ни слова, но дрожать тем не менее перестал и на хозяина уже поглядывал без боязни. Сгорбившись, он присел на задние лапы, оперся на передние и в этой позе был как-то особенно смешон и жалок.
Керекешу хотелось внушить щенку, что с его, Керекеша, стороны защита ему на веки вечные обеспечена, что позавчерашняя неумная и жестокая выходка Жолта – случайность и что больше такое не повторится. Протащить по панели щенка, чтоб у него пресеклось дыхание, – какой стыд! У щенка, конечно, развился шок, а Жолт едва избежал пощечины. Потому что Керекеш вдруг увидел, как в ожидании удара сын его побледнел, и в последний момент сдержался.
– Папа, ты прав. Так нельзя! – сказал мальчик, сам потрясенный своим поступком.
– Болван! – бросил Керекеш, и на лбу его заблестели капельки пота.
Он нагнулся к перепуганному насмерть щенку, но тот, прижимаясь к земле, пустился ползком наутек, завернул в дом, ударился там о ступеньку лестницы и пронзительно взвизгнул.
– Ты его бил? – спросил сына Керекеш, и взгляд его стал угрожающим.
– Нет, – быстро ответил Жолт. – Я его не бил. Просто я думал, что, если ему будет нечем дышать, он… перестанет сопротивляться.
– Болван! – выругался Керекеш снова.
Душевное состояние Керекеша было понятно. Во-первых, Жолт отвечал ему ледяным, даже небрежным тоном, во-вторых, отец знал истинную причину этого отвратительного поступка. Сын хотел видеть, как поведет себя щенок, когда ему станет нечем дышать: прекратит ли сопротивление и послушно пойдет на поводке или… Эксперимент все прояснил: Зебулон забился в судорогах, он был совершенно не в состоянии подчиниться, а принуждение его просто парализовало. Вот и все.
«Да, – думал с горечью Керекеш, – лицо Жолта отражало именно то спокойствие, которое мы испытываем, когда приходим к определенному, ясному выводу. А Жолт очень любит определенность и ясность. И старается прийти к ним, не считаясь ни с чем. Есть в этом что-то уродливое, атавистическое…»
Пока Керекеш в глубокой задумчивости припоминал события минувших дней, щенок добровольно вылез из-под стола. Керекеш очнулся, осторожно взял поводок и отворил дверь.
– Пошли, Зебулон? – сказал он, дожидаясь, когда щенок доковыляет до двери.
Зебулон шел довольно быстро, хотя и с поджатым хвостом. На лестнице он заскулил, завертел головой, заглянул в лестничный глубокий колодец и побежал. Керекеш быстро шагал за ним, чтобы пройти через двор, не натягивая поводка.
Щенок сразу присел в траву и с невинным видом принялся удобрять землю возле розовых кустов. Керекеш забеспокоился, чтобы Зебулон, как уже однажды случилось, не угодил ненароком в колючки. В тот раз, уколовшись, он отчаянно завизжал и пустился бежать. К счастью, сейчас он прошел через испытание успешно.
– Молодец, Зебулон, – тихо похвалил его Керекеш и осторожно оглянулся, чтоб убедиться, не наблюдает ни кто-нибудь за ними. Он представил себе это зрелище со стороны, и ему вдруг сделалось неприятно.
«Смешно! – думал Керекеш. – Никто не смеется, но мне кажется, что смеются все. Потому что из-за проказ и выходок Жолта я всегда готов сгореть со стыда».
Это утешительное открытие его необычайно «приободрило», и потому он обратился к собаке принужденно-ласковым тоном:
– Что ж, Зебулон, пойдем погуляем.