За бой у Береники Тиберий Ангел был произведен из старших лейтенантов сразу во фрегаттен–капитаны. Больше того, он был включен в номенклатуру - этим латинским словом в Византии назывался список чиновников, приказы о назначениях и смещениях которых мог подписывать только лично император. Обычно туда входили высшие советники и адмиралы, для младших офицеров исключения делались вряд ли чаще, чем раз в поколение. Это был успех. Еще через год Ангел стал капитаном цур люфт и принял бригаду крейсеров. Во всех операциях он действовал по–прежнему блистательно. За ним быстро закрепилась репутация человека, физически неспособного проиграть бой. Проблема, однако, была в том, что в царствование Велизария Пятого боевые действия шли не непрерывно, а как бы импульсно, спазматически, толчками. И производство Тиберия Ангела в контр–адмиралы (оно случилось еще через два года), к сожалению, совпало с началом очередного периода затишья.
Ангел в этот момент чувствовал себя как корабль, только–только набравший вторую космическую скорость. Затишье было невыносимо для него. Он принялся бомбардировать вышестоящие штабы проектами новых наступлений. Его доклады, в которых он предлагал проработанные до мелочей новые планы и обещал взять на себя всю ответственность, приходили и в штаб Объединенного флота, и Космический генеральный штаб, и в ставку императора. Он всем надоел. Наконец, ему поручили одну периферийную операцию. Надо было освободить от гондванцев Гарпию, маленькую планету в сырьевом поясе, на которой имелись не уникальные, но все же стратегически достаточно важные залежи платины. Силы ему, как будто нарочно, выделили очень маленькие - легкий крейсер и несколько фрегатов. "Пусть попробует", - сказал Велизарий.
А сражение за Гарпию Ангел проиграл. Проиграл. Невероятная случайность - признавали все. По сути, это была ошибка разведки. Ну, не может же разведка быть всеведущей… Дело было в пиратстве, вернее - в корсарстве. Хотя, если уж совсем правильно, называть этот род действий сейчас следовало рейдерством. Тиберий Ангел никогда не был рейдером, никогда туда не рвался; но - именно с рейдерами и был связан сюжет, подпортивший ему судьбу. Связан косвенно; а впрочем - как судить. Виктор Мюллер, вспомогательный крейсер "Минерва".
Да, Византия с некоторых пор не брезговала корсарской войной, направленной против коммуникаций противника; и Виктор Мюллер был одним из самых успешных капитанов этой разновидности войны. Да что там - просто самым успешным, без оговорок. Однажды он разгромил конвой, везший продовольствие на Токугаву - из восьми тяжелых сверхсветовых барж, груз каждой из которых мог в течение месяца прокормить целую планету, были уничтожены семь, плюс космическая мелочь вроде внутрисистемных галеотов; эта победа была уникальной - по крайней мере, за все время Войны двух империй ни один рейдер таких успехов еще не достигал. А затем Мюллер совершил нечто и вовсе невероятное. Аккуратно маневрируя в "черной зоне", где не работают детекторы силовых полей, он вошел в систему крупной, но малонаселенной планеты Сансара и уничтожил находившийся там гондванский линкор. Это было настолько неожиданно, что адмиралы противника, видимо, даже не сразу поверили в случившееся; Мюллер умудрился открыть огонь, еще оставаясь в "черной зоне", и на линкоре его заметили, только когда там замигали тревожно–красные светильники–молнии и вовсю загудели ревуны - сигналы разгерметизации, означающие, что корабль теперь уже можно только оставить… После этого за Мюллером и его "Минервой" началась настоящая загонная охота. На его перехват были брошены совершенно неадекватные силы, включавшие два линейных крейсера - "Тяньлун" и "Вук Огнезмий", которые превосходили "Минерву" по скорости и имели гразеры линкорного калибра; гондванское командование не хотело оставить наглецу даже тени шанса на спасение. И вот на этой стадии в операцию вмешался случай… Да, чистый случай - иначе это объяснить нельзя - вывел "гончих псов" Гондваны не на искомую цель, а на маленькую эскадру Тиберия Ангела, которая пересекала этот сектор с совершенно самостоятельной задачей, ровно ничего о приключениях Мюллера не зная. Гарпия и Сансара - они на одном луче расположены, если от Антиохии смотреть. Вот в чем все дело. Гондванские линейные крейсера в горячке, натурально, приняли единственный крейсер Ангела - "Аметист" - за единственный крейсер Мюллера, грамотно разошлись и открыли по нему огонь.
Противопоставить этому Ангел не мог ничего, ибо есть предел возможностям даже самого великого стратега; когда ты почти безоружен, а тебя избивают дубинами два болвана, которые к тому же быстрее тебя бегают, самое разумное решение - сдаться. Но Ангел сдаваться не пожелал, а открыл по линейным крейсерам огонь в ответ. На этом его карьера, несомненно, имела все шансы закончиться навеки. Помогло то, что гондванцы по капризу какого–то своего адмиралтейского чина получили приказ взять Мюллера непременно живым. Поэтому вместо того, чтобы распылить "Аметист", они очень аккуратно ударили в область его носовых гразеров (в результате полностью разрушив переднюю треть корабля, в которой капитана быть не могло), а потом подошли к нему с разных сторон и просигналили, что предлагают почетную капитуляцию. Ангел с остатками команды перешел на борт "Тяньлуна", где и выяснилось недоразумение. Сам Мюллер к этому времени успел на своей "Минерве" благополучно уйти в окрестность Антиохии, под защиту византийского флота метрополии; преследовать его дальше было бесполезно. Капитаны "Тяньлуна" и "Огнезмия", наверное, получили выговоры за то, что не сумели отличить легкий крейсер от вспомогательного. А контр–адмирал Тиберий Ангел, проведя шесть месяцев в тюрьме на планете Укурмия, вернулся на родину по соглашению об обмене пленными. Вернулся побежденным.
Как раз к этому времени действия на главном фронте затихли совсем, и неудачливый адмирал, к тому же слишком молодой (так вполне мог кто–то подумать), был преспокойно отчислен командованием в резерв. Оставлен в распоряжении Космического генерального штаба - так это официально называлось. Положение было идиотским. Не имей Ангел адмиральского чина, он наверняка получил бы сейчас хоть какой–нибудь, но все же корабль. А в роли адмирала ему только и оставалось, что слоняться по прибрежным городам Антиохии, меняя гостиницы и любуясь знаменитыми пляжами. Уже через две недели такой жизни Ангел плюнул на все, взял билет на транспорт и улетел на Карфаген. Домой. Хотя никакого дома–то у него, на самом деле, давно уже не было.
Карфаген вообще был довольно мрачной планетой (по крайней мере, так считали почти все некарфагенцы). Единственный чудовищных размеров континент, страшнейшая жара в тропиках и толстые ледяные шапки у полюсов - полная противоположность Антиохии с ее мягким ровным климатом и лазурным, уютным морем. Император Лев Восьмой по прозвищу Таурус в свое время вынес на Карфаген большую часть византийской тяжелой промышленности; в жаркой экваториальной зоне там теперь находились грандиозные индустриальные мегаполисы, самый крупный из которых - Литория - насчитывал около сорока миллионов взрослого населения. В мегаполисах жили простые работяги, потомки тех, кто на заре империи или не сумел, или не захотел, или не успел войти в нобилитет. Подавляющее большинство этих людей никогда не покидало ни Карфагена, ни даже своего города. Они вообще ничего не видели в жизни, кроме бесконечных улиц с многоэтажками и - если им везло - серо–стального холодного океана. И самое страшное - безнадежность. Почти никто них не мог рассчитывать вырваться в другую жизнь ни сейчас, ни через двадцать лет, ни через поколение. После серии указов Константина Восемнадцатого вертикальная социальная мобильность в империи практически прекратилась: слой аристократии был и без того переполнен. Даже культура мегаполисов Карфагена скоро стала совсем другой, чем на аристократических планетах. Это был наглухо закрытый социальный котел, давление в котором постепенно росло.
Что до карфагенских нобилей, то их владения находились в основном в приполярных областях планеты, где начинались хвойные леса и заснеженные горы. Разбросанные там замки, как правило, были укреплены - предосторожности от разбойников, в местных лесах вполне водившихся. От идиллической Антиохии, а тем более от стерильно–прозрачного Ираклия все это отличалось разительно.
Прибыв на Карфаген, Тиберий, конечно, не поехал в родовой замок Ангелов, который был давно занят представителями другой ветви семейства и в котором его никто не желал видеть. Он остановился у друзей. У знатной семьи Аргиров, владевшей крепостью на севере континента, между отрогами так называемого Геодезического хребта. Места там были красивые - скалы, сосны, бесконечный свет, дальние горы на горизонте - и опальный контр–адмирал с чистой душой ими наслаждался, пока однажды утром в его комнату не вошел Филиппик Аргир с распечаткой комм–сообщения в руках.
- Разбойники сожгли замок Вранов, - сказал он глухо.
Тиберий мгновенно вскочил с кровати.
- Когда?
- Штурм был вечером. Кто–то у них хорошо владеет оружием… Враны не продержались. Сегодня туда прибыл аварийный десант, так что… - Филиппик сглотнул. - Нет больше семейства Вранов. Никого. И убивали с мучениями - тут есть подробности.
Тиберий Ангел молчал, напряженно смотря в окно, на выглядывающее из–за края лесистых гор оранжевое солнце. Возможно, он вспоминал в этот момент черноволосую Софию Вран, девушку лет на восемь моложе него самого. Значит, теперь - все… Он спросил, не оборачиваясь:
- Что у них было?
Филиппик понял.
- У повстанцев? Сначала просто пехота, это не страшно… а потом они подкатили "маус". Всего один, но на замок Вранов хватило… Это не обычные горные разбойники, ты же понимаешь. В Мегалополе восстание. Этот "маус" - он оттуда пришел.
- Лучше бы ты с этого начал, - сказал Тиберий. - Извини, но я возьму твой самолет.
- И куда полетишь?