- Ситуацию с мятежом, конечно, - Кирилл заметил, что с трудом подавляет раздражение, и одернул себя. С Еленой надо осторожнее. - Там… как–то двусмысленно. Все ведь решили ураниты, это точно. Но официального упоминания о них - никакого. Вот, Армия Грифона взяла под контроль Новый Алжир. И что? Война диадохов какая–то. Создать сатрапию… Вместо того, чтобы сразу двинуться на столицу и заявить политические цели, они создают провинциальную сатрапию. Причем центральное правительство, - он усмехнулся, - тоже делает вид, что ничего особенного не происходит. Всем удобно.
- Всем удобно, - повторила Елена и потянулась к смятой сигаретной коробке. - Ты бы здесь очиститель воздуха почаще включал… - Она закурила. - Тебе не кажется, что ты сам дал ответы на все свои вопросы?
- Да, конечно, - сказал Кирилл. - Старец не любит закрывать возможности. Он с удовольствием использует этих идиотов, если у них что–то получится. И бросит, если не получится. Объявить о себе Империи - это необратимый шаг, а мы необратимые шаги не любим… Мне вот интересно, что там офицеры–мятежники думают. Их же используют, как пешки. Аммону хорошо, он теперь сатрап Нового Алжира…
- Экзарх, - поправила Елена.
- Сатрап, - упрямо повторил Кирилл. - Ты как думаешь, император может его утвердить?
- Да, - сказала Елена. - Может быть все, и не обязательно разумное… Наверное, на месте Велизария я бы так и сделала. Если бы знала весь расклад…
- Или если бы не знала, - добавил Кирилл.
Она невесело улыбнулась.
- Да… Ураниты - это большое неизвестное. Твой дед… Ну, ты сам знаешь, да? Он действительно не совсем человек, раз взялся играть с такой силой. Я уже и не понимаю, кто кого использует - он их или они его…
- Только мятежников используют все, - сказал Кирилл.
Елена нежно погладила его по плечу.
Кирилл коснулся ее щекой. Слов было не надо.
"Нам бы жить, нам бы жить, нам бы жить. А мы плывем по небу…"
Прочитав сообщение о падении Береники, Михаил Докиан не стал вызывать адъютанта. Он сразу понял, что надо сделать, и сразу решил, что сделает это сам.
Он прислушался к своим чувствам. Боль, но слабая. И детское разочарование. И - неожиданно - сладкое щемление, как бывает, когда вспомнишь о чем–то давнем и дорогом.
Всего несколько часов назад у него была в руках победа.
В каком–то смысле она есть и сейчас. В воображаемом мире. В зазеркалье…
Он всегда был игроком. Знакомых часто удивляло, что он больше всего любит играть в кости - не в шахматы, не в бридж, а в кости. Они не знали, как многообразен мир костей, сколько разных комбинаций в нем возможно. Когда Докиан преподавал в Академии, он всерьез хотел устроить там спецкурс по играм в кости; ему не позволили.
Странно, но большинство взрослых людей не отдает себе отчет в том, насколько наша жизнь случайна. Именно кости - ее самая точная модель…
Он вдруг понял, что наслаждается грустью. Какой красивый был замысел. Сколько он потребовал сил. Как прекрасно все могло сложиться.
Уже ведь почти. Группа флотов Ангела уже висит в системе Токугавы. Готовит высадку.
Все бы у нас получилось, если бы война была обычная. А не гражданская.
Хотя ясно было, что гражданская война - неизбежна. Но одно дело - неизбежность в принципе, и совсем другое - конкретные сроки. Если б сейчас не полыхнуло, у нас бы… черт возьми, у нас действительно был бы шанс закончить войну с Гондваной и перейти к внутренним проблемам, уже имея руки свободными.
Однако - полыхнуло.
И теперь роль Ангела совершенно меняется. В обычной войне он мог быть просто инструментом. Острым, но безопасным при умелом обращении. Но в войне гражданской такой человек, как он, способен быть только самостоятельным игроком. Просто по природе своей. А если еще подарить ему славу победителя - это будет монстр, которого не осилит никто. Вообще никто.
Нельзя выращивать такое чудовище. Даже ценой победы - нельзя.
Если бы вместо него был Андроник…
Докиан поморщился, как от боли. Все. Проехали.
Здесь нас, похоже, переиграли…
Осталось свести партию вничью.
Докиан повернулся к клавиатуре, быстро набрал приказ и нажал клавишу отправки.
- "…немедленно свернуть операцию против Токугавы и отвести все силы на Пандемос". И подпись…
- Он с ума сошел?! - воскликнул адмирал Музалон. - У нас же все получилось!
- Тиберий, что это? - Григорий Акрополит встал. Ему было страшно. И он был страшен.
Тиберий Ангел повернулся вместе с креслом. Совершенно спокойно.
- Это приказ. И мы его слышали.
- Ты… собираешься его выполнить? - Акрополит слепо шагнул вперед.
- Разве мы можем выбирать - выполнять или не выполнять приказы?
- Тиберий! - Акрополит уже кричал. - Мы выиграли войну! У Циннемана все готово! Мы можем сию минуту начать высадку! Это же не повторится никогда!
Ангел молча смотрел на него.
- Тиберий!.. Ну это же ошибка! Это же нельзя!.. Мы никогда себе этого не простим, - у Акрополита вдруг упал голос. - У нас сейчас в руках - верный выигрыш войны. Ты же это знаешь. Тиберий. Для тебя же это шанс всей жизни. Это мне все равно. Тебе - нет. Я не верю… не верю, что ты можешь развернуться. Сейчас. Это… невозможно… Тиберий…
Ангел все еще смотрел. Без выражения.
- Адмирал Акрополит, успокойтесь. Я не могу отказаться выполнять приказ. Но я считаю целесообразным запросить на эту тему мнение старших офицеров группы…
Акрополит, не в силах больше ничего вымолвить, кивнул.
- Только тех, кто прямо сейчас в пределах связи, - добавил Ангел. - Капитан Тагарис?
Командир линкора "Фессалия" Василий Тагарис поднял голову от своего пульта.
- Считаю прекращение наступления сейчас преступным, - сказал он ровно. - Я, капитан цур люфт Тагарис. Под запись. Достаточно?
- Вполне, - сказал Ангел. - Адмирал Музалон?
Командующий линкорами прошелся по центральному посту взад–вперед. Его бородка воинственно торчала.
- Я возражаю против приказа об отступлении… Решительно возражаю. Он ошибочен.
- Благодарю… Адмирал Стратиотик?
На экране осветилось лицо. Аккуратные седеющие усы, карие глаза - и внезапные морщины. За последние десять дней Константин Стратиотик заметно постарел.
- Считаю отступление немыслимым, - сказал он.
- Благодарю. Генерал Циннеман?
Зажегся еще один экран. Командующий наземным корпусом был в гневе. Его брови задрались так, что круглые очки казались лишней деталью.
- Я правильно услышал? Нам предлагают вернуться? Сейчас? Адмирал, мои люди находятся в полной готовности для высадки! Вы понимаете, что это значит? Адмирал! Вы же опытный штабист! Придумайте какой–нибудь ход! Дайте нам сделать необходимое! Адмирал, я ручаюсь за своих людей! Я дам сигнал, и через десять минут уже можно аппарели открывать!
Ангел молчал. Слушал.
На него не отрываясь смотрели пять пар глаз. Три живых и две с экранов.
Через несколько месяцев, когда многие и многие судьбы будут бесповоротно решены, Андрей Котов напишет в своем дневнике:
"…Нет, я не был на том совещании. Но так уж сложилось, что я смог потом поговорить с тремя из шести его участников. В том, что принято называть фактами, их ответы почти не разошлись. Но, по–моему, было что–то, чего так и не понял никто из них…
Чем можно объяснить решение, которое принял Ангел? А он ведь его принял почти мгновенно. Он не брал времени на раздумье, он все сказал сразу.
Сейчас, по прошествии времени, мне очевидны две вещи.
Первое. Приняв решение нарушить приказ и провести десант на Токугаву, Ангел выигрывал войну. Во всяком случае, он одерживал грандиозную победу. В тот момент и в той точке у противника просто не осталось возможностей сопротивляться.
И второе: после такой победы ему было не выжить.
Признанный великий полководец, победитель страшного врага, при этом мятежник и массовый убийца. Более опасную фигуру вообще невозможно вообразить. На него бросилась бы вся Империя - все, кто в здравом уме, и даже некоторые, кто не в здравом. Даже если бы он стал императором, его убили бы все равно. Гораздо неизбежнее, чем Божественного Юлия.
С другой стороны, выполнить приказ - значило отказаться от победы и от славы. Навсегда. Погрузиться в пучину заурядности. Правда, сохранив при этом возможность участия в реальной политике.
Повторяю, все это ясно мне сейчас, после долгих размышлений. А он, видимо, просчитал все варианты сразу. В первые секунды. Просчитал и сделал свой выбор.
Выбор между бесполезной славой и возможностью взять в проигравшей стране реальную власть.
Мне страшно представить себя на его месте. Конечно, каждый из нас хочет стать великим человеком, и большинству это не удается. Но вот - мы видим, что даже и найденная дорога к величию может оказаться раздвоенной, как дьяволово копыто…
Если бы такая дорога оказалась передо мной, что бы я выбрал: небесную славу или мирскую власть?
Я не знаю.
А вы?"