– Я доложил о наших успехах командующему.
Возникла пауза.
Тишину нарушил Барсов:
– И как он отреагировал?
Полковник почесал переносицу, поворочал головой, словно ворот рубашки был ему тесен, тяжело опустился на стул.
– Плохи наши дела, гвардейцы. Лавецкий запретил разрабатывать Зеленова до своей встречи с президентом.
По кабинету поползло молчание.
– Значит, мы напрасно всё затеяли? – хмуро осведомился Алексеев. – А как же Подвальный?
Гаранин посмотрел на "гражданских".
– Максим Олегович, Ева Ивановна, вы свободны. Вас наши проблемы не касаются. Если понадобится консультация, мы свяжемся. Но на всякий случай отрицайте все связи с нами, если возникнет такая необходимость. Вы нас не знаете.
Калёнов и Ева посмотрели друг на друга.
Ева встала.
– Мы всё поняли, товарищ полковник. Идём, Максим.
Они вышли.
Барсов хотел было догнать обоих и предложить остаться на базе, но в этот момент в динамике мобильного раздался голос дежурного:
– Товарищ майор, заседание ещё продолжается, все министры и их помощники находятся в Белом доме, никто не уходил.
– Подвальный?
– Там.
– Спасибо. – Барсов выключил телефон, посмотрел на Алексеева. – Он там.
– Вы о чём? – спросил Гаранин.
– Подвального нужно брать немедленно, прямо в Белом доме. Пока вся эта министерская шобла не зашевелилась. Боюсь, Лавецкий не на нашей стороне, зря вы ему доложились.
– Я не имею права действовать дальше без согласования с командованием, – мрачно сказал Гаранин. – Вы с ума сошли – брать Подвального в Белом доме?
– Разрешите действовать?
– Вас же задержат…
– Сценарий тот же: тихо подойти, улыбнуться, подсунуть "таракана" с психотропиком и увести товарища к машине. Ни стрельбы, ни шума.
– Вы с ума… – начал Гаранин и замолк. – Чёрт! Нас же под трибунал… а если не получится?
– Тогда и будем ждать на базе решения командующего.
Гаранин почесал нос, чихнул.
– Извините… я не могу открыто игнорировать приказ генерала.
– Скажете, что не успели передать приказ.
Полковник стиснул зубы, подышал, как после долгого бега.
– Ладно, действуйте. Я вас не застал. Кто пойдёт?
– Я и… – Барсов посмотрел на подчинённых, – и лейтенант. Капитан на подхвате.
Алексеев помедлил, пряча обиду, однако возражать не стал.
– Слушаюсь.
Композиция 21
Барсов (продолжение)
Москва
Машину с говорящими номерами ААА (с такими номерами ездили только сотрудники администрации президента) поставили в переулке Глубокий и прошли на территорию Белого дома через боковой пропускной пункт.
Пропуска не подвели: визитёров пропустили в Белый дом не через парадный вход – со стороны набережной, а со стороны Рочдельской улицы, как сотрудников ВИП-охраны – майора Степового (Барсов) и капитана Михеева (Яшутин). Никто из охранников не задал им ни одного вопроса, кого они идут охранять, и лишь тщательно проверили удостоверения. Кстати, не липовые, принадлежащие действующим сотрудникам правительственного конвоя.
Нашлись для визитёров на складе базы и костюмы, соответствующие их статусу: тёмно-синие, хорошего кроя, – хотя оба были габаритными мужчинами и выглядели внушительно.
Никакого оружия, естественно, не брали. У Барсова в карманах брюк легко уместились два "таракана", у Яшутина – один, запасной.
Вели себя как завзятые артисты: свободно, раскованно, смело, непринуждённо, как и положено функционерам их положения. Барсов даже позавидовал лейтенанту, настолько естественно тот держался.
Спрашивать ни у кого ничего не стали – и так знали, куда надо идти и где ждать референта премьер-министра.
Бывший Дом Советов Российской Федерации, расположенный на Краснопресненской набережной Москвы-реки, строительство которого началось ещё в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, а закончилось в тысяча девятьсот семьдесят девятом, почти не претерпел изменений к двадцатым годам двадцать первого века, и актовый зал, или, как его сейчас называли, главный зал заседаний правительства, по-прежнему находился в центре семиэтажного корпуса, а малые залы располагались на втором этаже, по обе стороны от буфета, любимого всеми министрами и сотрудниками учреждения. Цены здесь, как и всегда, со времён существования СССР, были в разы ниже, чем в городских кафе и столовых по всей территории страны.
По просторному фойе второго этажа поодиночке и группками прогуливались какие-то девушки и молодые люди с мобильными телефонами в руках. Барсов насчитал девять человек, и все они, скорее всего, являлись помощниками и секретарями министров.
Барсов и Яшутин остановились у окна с видом на Москву-реку, сделали вид, что беседуют, прислушиваясь на самом деле к разговорам вокруг.
Две девушки с одинаковыми модными причёсками месси-блюз возле соседнего окна с тихим смехом обсуждали недавнее решение депутатов Госдумы запретить обувь на высоких каблуках, кеды и мокасины. Народные избранники озаботились тем, что, по их мнению, ношение слишком высоких каблуков, а также туфель на низкой подошве может привести к серьёзным проблемам со здоровьем.
Барсов и Яшутин, послушав собеседниц, тоже пришли к выводу, что многие депутатские инициативы удивляют не столько некомпетентностью, сколько особым строением мозгов авторов.
– Я слышал, – произнёс лейтенант, – что Дума хочет запретить в СМИ плохие новости.
Барсов кивнул. Он читал об этой инициативе, предполагающей, что новостные редакции и телевидение могут позволить себе не больше тридцати процентов негативных сообщений. И, честно говоря, эта идея ему нравилась, потому что в последние годы с экранов телевизоров и компьютеров лился непрерывный поток негатива, отбивающий охоту слушать новости.
– А вообще это нормальное предложение, – сказал Вениамин. – Создаётся впечатление, будто у нас в стране ничего позитивного не происходит, одни криминальные и бытовые разборки. Я тоже не прочь укоротить многие злые языки, чтобы радостных, созидательных новостей было больше.
– А как вам предложение парламентариев покрасить Кремль в белый цвет?
Барсов рассмеялся.
– Вот попадёшь в депутаты, сам будешь предлагать шизоидные идеи.
– Я не попаду, с этим надо родиться.
– С чем?
– С желанием указывать другим, что и как надо делать.
Мимо прошествовали два парня в строгих костюмах, с галстуками. Тема их беседы была более интеллектуальной. Оба соглашались с тем, что человечество глупеет бурными темпами и связано это с развитием компьютерных технологий и повальной гаджетизацией населения.
– Нет смысла запоминать что-либо, – говорил парень в голубом костюме, на лацкане которого сверкал значок в виде золотого пера, – когда оно всегда есть в Сети. Сокращается не только наша оперативная память, но и долговременная тоже.
– Человек перестаёт быть универсальным и эрудированным, – важно соглашался с ним собеседник в костюме в серо-красную полоску, рыжий. – У него в мозгу сохраняются только те знания, которые нужны в основном для повседневной жизнедеятельности. Из такого не вырастет ни Пушкин, ни Эйнштейн.
– Это верно, – согласился с ними обоими Барсов. – Гаджеты и Интернет действительно отучают нас мыслить широко. Давай пройдёмся, как другие, посидеть здесь всё равно негде.
Они прошлись по ковровой дорожке, заглушающей шаги, продолжая прислушиваться к тихим голосам беседующих, терпеливо дожидающихся выхода своих начальников.
Барсов услышал знакомое слово "тепловизор", жестом попросил Яшутина приостановиться.
Трое мужчин не старше сорока лет разговаривали о поступивших в спецподразделения российской армии плащах-невидимках.
Яшутин посмотрел на Вениамина вопросительно. Барсов глазами указал на беседующих.
Речь шла об уникальном изделии разработчиков завода "Теплоприбор", позволяющем бойцам сил специальных операций быть на поле боя невидимыми. Если от обычных приборов ночного видения можно было скрыться, используя специальные пропитки тканей боевого костюма и визуальную маскировку, то от тепловизора практически невозможно было спрятаться нигде, если только не укрыться за бетонной стеной толщиной в полметра.
Российские специалисты сумели "обойти" законы физики, создав МПН – многослойный плащ-накидку, накрывшись которым снайпер или боец-разведчик превращался в невидимку.
Двинулись дальше, но в этот момент двери зала, где шло заседание правительства, распахнулись, и оттуда начали выходить мужчины и женщины, олицетворяющие собой наравне с президентом высший руководящий орган страны.
Референт премьер-министра вышел вместе с премьером одним из последних. Он был уже не молод – больше пятидесяти, но меньше шестидесяти, высок, худ и гордо носил шапку совершенно белых волос, что придавало ему сходство с бывшим министром образования Фурсенюком, ставшим бессменным советником президента. Они действительно были похожи, но если в лице Фурсенюка читались шакальи черты, то в лице Подвального было что-то птичье, особенно крючковатый нос, как у ястреба.
Премьер и референт остановились, о чём-то споря. К ним приблизились мужчины, недавно обсуждавшие достоинства плаща-невидимки. Они окружили премьер-министра и стали что-то ему доказывать.
Барсов обратил внимание на появившегося молодого человека в чёрном костюме за спиной Подвального, который застыл в пяти шагах, ворочая головой.
– Видишь?
– Телохран, – ответил Яшутин.
– Он твой.
– Понял.
Премьер двинулся к лестнице, отвечая на вопросы одного из мужчин. Остальные гурьбой побрели следом.