- Карты? - скривился Корсаков, - можно верить картам только военным - по себе знаю. Я на редкость неудачлив в игре и не верю ни гадалкам, ни пророкам. Мне, например, одна цыганка нагадала, что мне надо бояться металла. Эка невидаль! От чего же принимать смерть военному человеку, как не от стали?
- А знаете, господин корнет, - Николай Михайлович внимательно посмотрел на него, - гадалка имела ввиду нечто другое. Металл дарует вам славу, но и великое бесчестье, - голос князя стал глухим, глаза затуманились, - вы посягнете на то, за что нынче готовы отдать самое жизнь вашу…, - голос его прервался, он откинулся в коляске, - Сильвестр, блокнот, скорее… пиши…
- Что, что такое? - забеспокоился Корсаков, видя, как лицо князя покрывается смертельной бледностью.
- Вот мать честная, - Головков слетел с коня, - подскочил к коляске, - никак, отходит князь.
Секретарь остановил его и присел рядом с Николаем Михайловичем, приготовив блокнот и карандаш.
- Тише, господа. С его сиятельством это случается, - склонившись к старику, он попытался разобрать едва слышный шепот.
- …милостью Государя-императора,…помятуя о доблести, проявленной… полковника лейб-гвардии…,…смертную казнь и приговорить к гражданской казни с лишением дворянства, чинов и наград, прав собственности… разжалованию в рядовые… прохождением в Сибирском корпусе…
- Что он говорит? - Корсаков свесился с коня, оперевшись о дверцу коляски.
- Тихо, - зашипел Сильвестр, однако князь уже замолчал, тяжело дыша.
Секретарь достал из дорожного кофра флягу с водой, вылил на ладонь и брызнул князю в лицо. Козловский вздрогнул, лицо его постепенно обретало нормальный цвет, унялась дрожь губ, веки затрепетали и он, медленно открыв глаза, огляделся. Сильвестр поднес к его губам флягу, князь сделал несколько глотков воды.
- Все… записал? - с трудом спросил он.
- Все, ваше сиятельство, - подтвердил секретарь.
- Хорошо. Давайте-ка, братцы, передохнем немного, - попросил он, посмотрев на Корсакова и Головко.
Корнет и Сильвестр помогли ему выйти из коляски, отвели на несколько шагов от дороги.
От земли поднимался туман, ночь уходила на запад, воздух посвежел и был неподвижен. Князь отстранил руку Корсакова и присел прямо в мокрую от росы траву.
Казаки, спешившись, доставали из седельных сумок нехитрую снедь: хлеб, вяленое мясо.
- Ты, дружок, неси сюда, что там у нас покушать, - обратился к секретарю Николай Михайлович, - а вы, господа, присоединяйтесь. Буду сердечно рад, коли не побрезгаете. И казачков зовите.
Сильвестр сноровисто расстелил на траве скатерть, с натугой вытащил из коляски кофр и принялся выгружать из него припасы. Головко только крякал, глядя на такое богатство: первым делом на скатерти возник хрустальный графин в окружении серебряных стопок, рядом, в фарфоровых тарелочках устроились нарезанная до прозрачности копченая осетрина, балык из стерляди, копченый окорок и нежнейшая буженина. В фаянсовых плошках расположились маринованные маслята, паштет из гусиной печени, паюсная икра. На широкое блюдо Сильвестр разложил крупно порезанные помидоры и огурцы, пучки зеленого лука, на отдельной салфетке поместился порезанный каравай. Завершив картину полуведерным кувшином кваса, секретарь отступил, залюбовавшись собственной работой.
- Прошу к столу, господа, - пригласил князь.
Сильвестр разлил водку, офицеры и князь чокнулись за победу русского оружия, казаки молча махнули по стопке, под ободряющие советы Козловского набрали со скатерти закуски и отошли в сторону.
Когда утолили первый голод, князь предложил выпить за погибель супостата, придет ли она от православных воинов, или от негостеприимства российского Отечества. Головко хитро взглянул на него.
- Вы, ваше сиятельство, будто все наперед знаете.
- Эх, господин хорунжий, - князь не спеша выпил водку, - долгие лета - многие знания, многие знания - многие беды. Судьбы наши предрешены так же, как и судьба этой военной компании. Слышали такие слова: все, что с нами случится, уже записано на листах наших судеб и ветер времени, играя, переворачивает страницы.
- Красиво, - одобрил Головко, - это, ежели по нашему сказать: человек предполагает, а бог располагает.
- Верно.
- Вы и свою судьбу знаете, ваше сиятельство? - спросил слегка захмелевший корнет.
- Давайте, господа, без титулов. Зовут меня Николаем Михайловичем, прошу так и обращаться. Да, Алексей Васильевич, к сожалению, я знаю свою судьбу. Ждет меня смерть от камня , - спокойно сказал князь, - а вот Сильвестр, - он указал на секретаря, - хоть и не военный человек, как вы, и жутко боится всяческого оружия, погибнет от летящего металла . Как - не знаю, но от летящего металла .
- Ваше сиятельство, - жалобным голосом сказал секретарь, - вы же обещали не напоминать.
- Ну, прости ради Бога, дружок.
Корсаков рассмеялся, откинулся на спину, разбросал руки, глядя в высокое голубое небо.
- И когда же сбудется ваше предсказание, Николай Михайлович? Нет, не говорите! Даже думать о смерти в такой день не хочется.
Козловский грустно усмехнулся и промолчал.
Попетляв среди сжатых полей и начинающих желтеть березовых рощ, дорога нырнула в сосновый бор. Солнце накалило золотые стволы, пахло смолой и хвоей. Копыта коней мягко ступали в мелкой дорожной пыли.
Князь вынул из кармашка брегет, щелкнул крышкой. Затейливая мелодия вывела хорунжего из сонного состояния. Он восхищенно цокнул зыком.
- Вот ведь какая штука мудреная. И который же час, позвольте спросить?
- Почти три по полудни, - ответил Козловский, - часам к шести будем на месте, господа.
По деревянному мосту перебрались обмелевшую речушку. Дальше дорога раздваивалась. Казак, которому в Москве хорунжий презентовал соломенную шляпку, спешившись, рассматривал следы на перекрестке. Головко дал знак Сильвестру придержать коней, тот натянул вожжи, коляска остановилась.
- Что там, Семен? - спросил хорунжий.
- Разъезд, кажись, - казак, присев на корточки, растер в ладони горсть дорожной пыли, - чуток нас опередили.
- Ну так что?
- А вот, глянь, Георгий Иванович. Подковы не наши и гвозди вишь как лежат.
- Думаешь, француз?
- Да кто ж его знает. Вроде бы и далеко от француза оторвались, а там, как Бог положит.
Головко вернулся к коляске. Князь, достав табакерку, отправил в левую ноздрю понюшку табаку, подышал часто, утер слезинку и посмотрел на него.
- Не желаете, Георгий Иванович?
- Благодарствуйте, не приучен.
- Вот и господин Корсаков отказывается, - сокрушенно сказал Козловский, - эх молодежь. А зачем остановка, позвольте спросить?
- Похоже, впереди французский разъезд.
- Много их? - спросил Корсаков.
- Не больше десятка, господин корнет. Свернули направо не далее, как час назад, - ответил Головко.
- Куда ведет эта дорога, Николай Михайлович?
- Дорога? - переспросил, нахмурившись, Козловский, - это на Павлов посад, а нам левее, на Караваево. Там, на слиянии Клязьмы и Шерны деревенька моя, имение, еще дедом обустроенное. А вы, корнет, похоже, желаете француза догнать?
- Вы правы князь, - Корсаков пустил подбородный ремешок, снял и приторочил к седлу ментик, - не годится врага в тылу оставлять. Хорунжий, собери казачков своих, проверьте оружие, - он вынул из седельных кобур пистолеты, проверил шомполом заряд, - а вы езжайте потихоньку, князь. Уверен, мы скоро вас нагоним.
- Ну что ж, знать судьба такая, - прошептал Козловский.
Хорунжий с неохотой подозвал казаков, объяснил задачу. Казаки хмурились. Корсаков, горяча коня, вырвался к перекрестку.
- Ну, чего ждем, господа казаки?
- Езжайте, Георгий Иванович, - кивнул хорунжему Козловский, - что написано - то и сбудется.
- Эх, - с горечью пробормотал Головко, - дал же Бог командира. Вы не беспокойтесь, Николай Михайлович, мы быстро обернемся, - пообещал он, с места посылая коня в галоп.
Казаки пролетели следом, обдавая князя запахом лошадиного пота и взметнувшейся из-под копыт пылью.
- Пожелайте удачи, князь, - крикнул, поднимая коня на дыбы, Корсаков.
- Езжайте уж, корнет, - пробормотал Козловский, - ваша смерть еще далеко.
После двадцати минут скачки, корнет осадил коня. Дорога, выходя из леса на простор полей, просматривалась далеко и была пустынна, будто по ней испокон веку никто не ездил. Семен, не спешиваясь, проехал вперед, высматривая следы.
- С ночи никто не ездил, - доложил он хорунжему.
- Не иначе, лесом пошли, - сказал Головко.
Корсаков выругался, привстал на стременах.
- Да, но в какую сторону?
Хорунжий пожал плечами.
- Воротимся к мосту, где князя оставили, если след, в лес ведущий есть - казак его всегда отыщет.
Рассыпав казаков вдоль обочины, они повернули назад, двигаясь неспешной рысью. К дороге выходило множество тропинок, но то были звериные тропы, которые можно оставить без внимания. В одном месте Семен спешился, ведя в поводу коня, углубился в лес, но вскоре вернулся.
- Натоптали, вишь, тропу - чисто тракт проезжий, - пожаловался он хорунжему, - небось местные по грибы-ягоды шастают, но француза тут и близко не было.
Головко догнал едущего впереди Корсакова.
- Что на сердце у меня неспокойно, Алексей Василич. Может, поспешим?
- Успеем, - беспечно отозвался корнет, - князь торопиться не будет - кони устали, да и сам в летах немалых.
- Я не к тому. А ну, как француз на него наскочит?
- Ты сперва найди их, французов.