И еще одно угнетало. Подводники жили честно, по своим документам. А он все время подспудно побаивался, что его обман раскроется. Конечно, ничего противозаконного он не совершал и воевал не хуже других, но как это объяснить НКВД или "СМЕРШу"? Раз живешь под чужой фамилией и с документами погибшего, стало быть, есть что скрывать. А не враг ли ты, не немецкий или финский шпион, умело маскирующийся под краснофлотца? Володя как-то поймал себя на мысли, что обходит радиостанцию стороной. Ведь для любого шпиона связь - это важнейшая сторона работы. Добыл сведения - передай, иначе они устареют и будут никому не нужны. А передать что-то с подлодки можно было только по рации. Как-то даже радист с "малютки" обиделся на него.
Подводники отмечали праздник - День Военно-морского флота. Володя отсел подальше от радиста, и тот это заметил:
- Ты уже второй раз от меня отсаживаешься, как от чумного. От меня что, плохо пахнет? Так я вчера в бане был.
- Нет-нет, как ты мог подумать? - стал оправдываться Владимир. - Я просто к торпедисту Саше поближе хотел сесть, все-таки одно боевое подразделение.
- А, тогда ладно, - смягчился радист.
Вне лодки подводники старались время вместе не проводить - за время походов одни и те же лица в лодке надоедали. Они и так знали заботы, радости и семейные неурядицы друг друга.
Конечно, Владимиру хотелось бы пообщаться с другом без опасений, поделиться проблемами, посоветоваться, но такого человека рядом с собой он не видел. К тому же в людях этого, военного, времени Володя заметил то, что уже отсутствовало в его современниках: здесь безудержно верили в полководческий гений Сталина, непогрешимость руководителей партии, органов НКВД и "СМЕРШа". Хотя зачастую в руководство пробивались люди малограмотные, безынициативные исполнители, боящиеся брать на себя ответственность.
В госпитале Володя отлежался, отоспался от вахт, отогрелся. В боевых походах вахты и атаки - свои и чужие - выматывали. А в госпитале он уже на десятый день стал размышлять - особенно после слов командира.
Действительно, через полтора года закончится война, и если он останется жив - куда ему податься? Армию и флот после войны сократят, стране будет не под силу содержать столько здоровых мужиков. А море и подлодки он любил. Вот и лезли в голову тяжкие думы, и выхода он пока не находил.
В полдень, как и многие раненые, он подходил к репродуктору, слушал сводки Совинформбюро о положении на фронтах, обменивался с другими краснофлотцами мнениями. Только о войне на Севере говорили мало. Фронт стоял на месте, и что можно было рассказать о действиях флота?
Минуло уже десять дней, как его лодка ушла в поход, и Володя стал беспокоиться - не случилось ли чего, почему Саша не идет его проведать? Ведь запасов по автономности "малютке" хватало на семь дней, а если сильно экономить топливо, можно растянуть на восемь.
Однако Саша все же навестил друга.
- Извини, что не сразу пришел. Лодка на базе уже третий день. Потрепало нас сильно.
- Немцы?
- Непогода.
Конечно, мореходность у "малютки" была всего пять баллов, шторм не для нее. Да и создавалась лодка для прибрежного плавания. Главным ее достоинством было то, что она могла транспортироваться по железной дороге к любой базе. До войны это считалось преимуществом - можно было быстро и скрытно перебросить лодки с одного морского театра военных действий на другой. Прочие же военные качества, такие, как вооруженность, мореходность, малая автономность плавания и небольшая глубина погружения, остались на втором плане.
- Теперь на ремонте стоим. Командир просил передать тебе привет, ну и другие члены экипажа - тоже.
Они поговорили о здоровье Володи, потом - о флотских слухах. Саша был человеком общительным, имел на базе много приятелей и знал все сплетни, только Володю это мало интересовало.
Через три недели пребывания в госпитале Владимира выписали, предоставив две недели отпуска по болезни. Ехать ему было решительно некуда, а оставаться на базе не хотелось. Но неожиданно Володя вспомнил о продавщице Кате из Молотовска. А не махнуть ли к ней? Тем более что Саша на днях говорил о том, что в Молотовск для ремонта идет "морской охотник".
Как удалось узнать, МО туда действительно шел. Командир его сначала упирался, не хотел брать Владимира.
- Не пассажирское судно у меня.
- Я же к родным, отпуск после госпиталя дали, - слегка приврал Володя.
Командир смягчился:
- Ладно, поднимайся на корабль.
"Охотник" шел до Молотовска сутки и за это время вымотал качкой всю душу. То ли отвык Володя за три недели от качки, то ли кораблик всегда так болтало, но он спустился на пирс Молотовска зеленым от качки. А может, просто после болезни ослабел.
С трудом Володя нашел знакомую улицу и дом, постучал в дверь.
- Кто там? - раздался знакомый голос.
Володя помедлил с ответом. Вот ведь приперся нежданно-негаданно. А вдруг она не одна? Он ведь ей не законный муж - даже не любовник в полном смысле слова.
- Это я.
Катя распахнула дверь.
- Саша? - удивилась она. - Заходи.
Володя снял бушлат.
- Ты теперь в военном флоте? Помнится, ты плавал на "Софье Перовской"?
- Было. А теперь на подводной лодке, старший матрос. Ты одна?
- А кого ты ожидал увидеть?
- Извини.
- А кушать нечего, только чай.
Володя достал из тощего "сидора" две банки консервов - американской консервированной колбасы, упаковку яичного порошка, прозванного "яйцами Черчилля", и булку черного хлеба, выданных в госпитале сухим пайком. А главное - ему дали продовольственный аттестат на четырнадцать суток, на время отпуска.
- С голоду не помрем. Мне отпуск дали на две недели. Приютишь?
- Конечно, милый!
Володя ножом вскрыл банку колбасы, Катя развела водой яичный порошок, зажгла керосинку и вылила на сковороду болтушку. Получился довольно неплохой омлет. С колбасой и черным хлебом вполне съедобно и вкусно, а по полуголодным тыловым меркам - так почти царский стол. Не спеша выпили пустого, без сахара, чаю.
- Вспоминала я тебя, Саша, а тебя все нет и нет. Полгода ведь прошло.
- Я же не на курорте был, воевал.
- Понимаю. А ты вспоминал обо мне?
- Иногда. Некогда просто было, выматывались так, что до койки едва добирались. На войне не до женщин, в живых бы остаться.
- Досталось тебе… - Катя неожиданно погладила Володю по голове.
После бурных ласк оба сразу уснули - Володя был еще слаб, а Кате с утра надо было на работу.
Володя проспал до утра. Проснувшись, встал, умылся и оделся - надо было получить по продовольственному аттестату продукты. Денег у него на этот раз не было совсем.
Он снял с гвоздика запасной ключ, прихватил пустой "сидор" и отправился искать продовольственный пункт. Отстояв в очереди, он получил продукты сразу на все дни отпуска, набив ими полный "сидор" - кое-что пришлось даже по карманам распихивать. Конечно, выглядело все скромнее, чем на лодке, где давали фронтовые сто граммов, заменив ими положенный стакан вина, но прожить можно было. И больше до самого убытия он из квартиры не выходил. На улице уже морозновато, чего там нос и прочие части тела морозить? Пока Катя была на работе, он отсыпался, чтобы ночью отдать должное женскому телу. Только удивлялся - откуда у женщины бралось столько сил? Днем на работе, вечером еду готовит на убогой керосинке, а ночью… В общем, две недели пролетели, как один день.
Утром они обнялись на прощание. Катя уходила на работу, а Володя - в порт, искать попутную посудину.
В Мурманск из Молотовска и Архангельска корабли ходили часто, и Володя уговорил капитана сторожевого корабля взять его на борт, показав документы. Во время перехода он отсиживался в матросском кубрике. На море непогода, моросил дождь, периодически - с мокрым снегом, и лишний раз мокнуть ему не хотелось.
Они прошли уже половину пути, как взревела сирена и объявили боевую тревогу. Матросы разбежались по боевым постам.
Володя вышел на палубу. Если есть какая-то опасность, лучше видеть ее самому и приготовиться. А в иллюминатор только волны из кубрика видны.
Сторожевик резко сменил курс, матросы к бомбосбрасывателям подкатили глубинные бомбы, похожие на бочки. Наверное, засекли немецкую подлодку, догадался Володя.
Командир боевой части, лейтенант, дал отмашку, и сбросили первую бомбу. Раздался приглушенный водой взрыв, и в полусотне метров за кормой вздыбился водяной фонтан.
За первой бомбой последовала вторая, третья… Сторожевик менял курс и бомбил.
Пробегавший мимо матрос бросил на ходу:
- Перископ видели, лодку бомбим.
Володя мысленно удивился. Ну ладно, сбросили несколько бомб на то место, где лодку видели. Это понятно - вдруг уйти не успела? Но потом-то зачем идти галсами и бомбы швырять? Постоять надо, акустикам послушать, что творится под водой. Где слышны шумы, туда и бомбы сбрасывать. Или лодка осуществляет под водой маневр, уходя от бомб? Только командир владеет всей информацией и решает, какие действия предпринимать.
Но кто такой Владимир на борту сторожевика? Случайный пассажир, хоть и в морской форме. И его подсказки, даже если они дельные, командир может игнорировать, а то и вовсе выгнать Володю из рубки. Не может краснофлотец давать советы командиру!
С правого борта со стороны моря Володя заметил след торпеды - с надстройки, где он стоял, было видно далеко. Не мешкая ни секунды, он взлетел по трапу на ходовой мостик:
- Торпеда справа, курс девяносто!