– Самописцы работают? – электротехник бросил взгляд в сторону доски с приборами.
Эрскин кивнул, почему-то надеясь, что догадка его младшего товарища по мистериям всё-таки не подтвердится. Самбор провёл диском вдоль поручня площадки. Движение породило роскошный конус искр. Стилосы самописцев, отвечавших за излучение, дёрнулись. Заморский пришелец выключил резак и пошёл обратно к приборам.
– Было что-нибудь?
Вместо ответа, Эрскин выдрал из устройства ленту и поднял её в воздух, всем на обозрение.
– Погляди, коза, на свои глаза! – непонятно воскликнул Самбор. – Ну, тут одно из двух: или у меня есть термоядерная лагунда, или твои сцинтилляторы к свету чувствительны, а не только к излучению высокой частоты!
– Что всё это значит? – епарх, нахмурившись, забрал у Эрскина ручку.
– Значит, что не видел ты никакого синтеза, а видел дуговой разряд и водородно-литиевый взрыв! – продолжил Самбор. – Причём это даже не энергетику понятно, а простому электротехнику!
– Мистагог, он говорит правду? – спросил епарх.
– Простому электротехнику это, может, понятно бы и не было, только очень подкованному, – Эрскин посмотрел на Самбора. – Но он говорит правду. Дотуда, где стоят сцинтилляторы, излучение от синтеза и не дошло бы с достаточной мощностью, его бы поглотила атмосфера. Мы не видели синтеза.
– А то, что мы видели, как источник энергии использовать можно? Сильно ведь шарахнуло?
– Нет, – одновременно сказали электротехник и энергетик.
– А почему?
– Дело в том… – Затрата… – начали сразу оба.
Спило указал на более молодого служителя мистерий:
– Говори!
– Чтоб выдать на скиллинг энергии, Рёгнвальдова установка сначала должна на десять скиллингов энергии съесть!
– Слёзы Дакриодо́ры Агро́теры! – выругался епарх. – На то золото, что я тебе, надувале, отвесил, можно было построить стратонаос-птерофор! Или плотину с турбинами!
– Погоди, не всё потеряно, – предположил Самбор. С теми же магнитами, можно…
– Нет уж, единожды солгавши, кто вам всем поверит? – епарх зыркнул на Самбора, собиравшегося возразить, но всё-таки сообразившего промолчать. – Мой выбор должен быть обусловлен всесторонним анализом… Замораживаю все работы по термоядерному синтезу на… Нахуахль, скажи число!
– Двенадцать, – пискнула дева.
– Двенадцать лет.
Выражение на лице у заморского электротехника было примерно таким же, как у недавнего озёрного змея, когда тот вместо оленя хапнул полную пасть колючих веток. Взгляд Спило обратился к изобретателю:
– Сутки на сборы, и проваливай, закон моей епархии Рёгнвальду Лживому больше не защита! И то только из жалости к твоим жене и дочке!
– Как вы до этого допустили! – эта часть епархова монолога уже была обращена к Эрскину. – Немедленно выгнать его из братства!
Эрскин мог бы напомнить, что Рёгнвальд в братстве никогда и не состоял, о чём епарха неоднократно предупреждали, но просто кивнул.
– Нахуахль, пошли!
Спило и Нахуахль удалились в сопровождении тагматарха, охраны, чиновника, и его прихвостня. За ними потянулись и вожди.
– Прежде чем напиваться по альбингскому обычаю, – на прощание сказал Кайанкару. – выйдите на западную сторону общинного дома, как светило сядет. Чимар попьём, поговорим.
У приборной доски остались два знатока мистерий и Рёгнвальд Лживый.
– Ну кто ж тебя за язык тянул, – сказал Эрскин Самбору. – Меня как раз братство прислало посмотреть на эти испытания, поспрашивать. Сомнения были. Потом отчёт бы написал, с братьями обсудил, дальше епарху передал, а пока суд да дело, и на твой опыт бы что-то перепало, а получись он – заодно и всю науку бы спас. А теперь одно разорение… С двенадцатью годами, может, Спило мы и переубедим, но года на три точно вся казна на летающие бронепаровозы пойдёт. На что ж твою теорию теперь проверить?
– Что ты лучше его не спросишь, – молодой схоласт гневно ткнул пальцем в грудь пошатнувшемуся Рёгнвальду. – Почему опозорил всех учёных! Чего ради? Золота?
– Того, что мне досталось, еле на треть обмоток с гелием хватило, в остальных азот! – попытался оправдаться лысый. – У поля сила не та – сверхпроводимости нет! А поверь епарх, что всё работает, ещё золота отсыпал бы, тогда б и вправду заработало!
У Эрскина в голове начало формироваться объяснение, почему даже очень мощное переменное магнитное поле никак не могло понизить термокрасию, нужную для синтеза, а также ответ на вопрос, кто ещё мог бы подтвердить опытом Самборову теорию – как раз Фейнодоксо в Айкатте – надо бы ему написать, и поскорее заморского схоласта туда отправить, от беды.
– А что ж Спило городил про стратонаос и плотину? На такую кучу золота можно было не только что наладить криогенику, а свить твои обмотки… вот… из золота! – продолжал возмущаться Самбор.
– То золото Пагоно с присными разворовал! – всё оправдывался лысый.
– Так что ж ты нам на это жалуешься, а не Спило? Смелости не хватило вовремя сказать правду? Мне б тебя вызвать на поединок, как труса и нитинга… – Самбор начал довольно свирепо, но закончил мысль неуверенно, глядя на Рёгнвальда сверху вниз.
– Я бы не стал с тобой биться, – Рёгнвальд грустно посмотрел себе на руки.
– Это почему?
– Потому что я трус и нитинг…
Глава пятая. Айкатта
– Эрскин говорил, что до того, как Шемус из клана Мак ан Део́йр не придумал прогонять уисгебу́ через торфяной уголь, не альбинги её вообще пить не могли. "Не пей, козлёночек, уисгебу, альбингом станешь"! – так он сказал, тряся пустым мехом.
– Пять дюжин два, – донеслось из-под стоявшего в отдалении, чтоб не мешал свет, телескопа.
Ва́мба сын Гундема́ра упрямо продолжал считать метеоры. Более того, он был в этом не одинок, судя по доносившимся из темноты возне и хихиканью.
– Про козлёнка это уже ты придумал, – предположил Фейнодоксо, также прозванный Горислав.
– А вот и нет, у альбингов полно присловий про коз. Если надоест кто кому, они, к примеру, говорят: "Задрал ты мою козу", – возразил Самбор и приложился к кубку.
– Я думал, они больше по овцам, козы – это этлавагрское, – заметил Санн из Поппелунда. – Хотя нет, вот что я вспомнил. Куда идёт альбинг и ведёт за собой овцу и козу?
– На рынок? – предположила откуда-то появившаяся Гарсе́ндис.
Её хихиканье, скорее всего, и было недавно слышно из темноты.
– На оргию! – попытался просветить несмышлёную деву поппелундский вычислитель.
Фейнодоксо подумал, не посоветовать ли Санну примкнуть к веселью у телескопа.
– У нас тут не Альба, мы на оргиях и без коз справляемся, – Гарсендис взяла со стола кувшин с бо́труо, поставила себе на голову, многозначительно качнула бёдрами, и скрылась вместе с напитком во тьму.
Мистагог решил, что если у Санна и теперь не хватит соображения, так ему и надо.
– Чем-то ты, Санн, мне только что напомнил – про альбинга и овцу Эрскин тоже рассказывал, – сказал Самбор. – Короче, альбинг пытается отыметь овцу, она удирает, скачет по скалам у берега, в волнах тонет лодка, альбинг бросается на помощь, прыгает в море, спасает прекрасную деву, она отогревается у него в хижине, говорит: "Ты спас мою жизнь, проси у меня чего хочешь". Альбинг выводит деву из хижины к скалам и говорит: "Лови овцу и держи её"!
– А я здесь причём? – рассердился Санн вычислитель. – Ну вас совсем, пойду метеоры считать.
"Ну наконец-то", – про себя обрадовался Фейнодоксо, а вслух напомнил:
– Самбор, полно тебе нести несусветицу про коз да про овец, да над моими учениками трунить. Ты вроде обещал рассказать, как ты оказался с Эрскиновым клеймором.
– Что, начал больно издалека? Время есть, пока?.. – электротехник бросил взгляд в сторону вращавшегося над углями вертела с тушей, затем потянул носом.
– Равнинный турёнок, – подсказал Фейнодоксо.
Туша пахла и впрямь хорошо. Количество полициклических углеводородов свидетельствовало о близости мяса к готовности.
– Пока жарится равнинный турёнок. Скажу сразу, всё не помню. Пили мы не вино с соком. Начали с чимара, за ним кукурузное пиво, а потом как раз уисгебу. Я вообще решил напиться до беспамятства, только не получилось.
– С горя напиваться – ни себя не уважать, ни напиток, – сказала Рен, сев на скамью рядом с Фейнодоксо.
Мистагог положил руку жене на плечо.
– Пять с половиной дюжин, – возгласил Вамба.
Из тьмы был слышен смех уже трёх дев – Гарсендис, Ка́и, и кого-то ещё.
– Где Рен-младшая? – на всякий случай спросил у Рен-старшей Фейнодоксо.
– За два часа до полуночи я её отвезла к Квато́ко и Атанаги́льде, она жаловалась, что вопли твоих учеников мешают ей учиться.
– Умница.
– Кто – я или она?
– Да, – с улыбкой ответил Фейнодоксо.
– После первого меха уисгебы, мы с Нангониелом решили побрататься, по обычаю Янтарного моря, – Самбор поднял руку, так что в свете углей, на которых дожаривался равнинный турёнок, на его предплечье стал виден свежий шрам.
– А каков обычай Янтарного моря? – спросил Фейнодоксо.