Найдя нужный бугорок сначала невооруженным взглядом, а потом в прицеле, он мягко подвел его разметку под указанные лейтенантом пятьсот ярдов. Увеличение было слабым, но света хватало, и видно все же было сравнительно неплохо. Проверив прицел еще раз, Мэтью прижался щекой к отполированной поверхности приклада и только тогда, подышав напоследок на оголенные трехпалой рукавицей, замерзшие уже пальцы, впервые дотронулся до спусковой скобы.
Выстрел! Ему показалось, что лежащая в перекрестье прицела маскирующаяся под цвет грязного снега каска дернулась, но она осталась на месте. Дешевую автоматическую снайперскую винтовку пока не придумали, поэтому передернуть затвор той, которая у него была, заняло еще почти целую секунду, прицелиться – еще две. Снова выстрел. На этот раз энергии пули хватило на то, чтобы своротить небрежно сделанное из слегка спрессованного снега основание, и каска улетела далеко в сторону.
– Неплохо, – заметил лейтенант, оторвавшись от бинокля. Очень неплохо, Спрюс. Для пятисот ярдов – так вообще отлично.
Поняв, что стрельба окончена, Мэтью проверил положение предохранителя и поднялся с досок.
– Что ты скажешь о винтовке?
Не зная, что ответить, Мэтью погладил пистолетную рукоятку и пожал плечами.
– Я не снайпер, – честно ответил он. – Но мне нравится. Прицел новый.
Офицер кивнул. Винтовка была достаточно уже устаревшей – "М1903А4", но прицел на ней действительно стоял последней модели. Впрочем, он был лишь ненамного менее хреновым, чем предыдущие. То, что пенсильванец со второго выстрела сумел попасть в замаскированную каску с 500 ярдов, его впечатлило. Это было почти вдвое меньше "теоретической" предельной границы прицельной стрельбы снайперской винтовки, но весьма близко к границе ее реальной эффективности. Поднявшись за девять лет от своего первого боя до первого лейтенанта, и.о. командира взвода научился ценить хорошую стрельбу в тех случаях, когда сзади не порыкивает моторами автоколонна с предназначенными для его подразделения боеприпасами. Парня стоило запомнить.
Через несколько минут, разбрасывая ногами камешки и комки смерзшейся грязи, первый лейтенант дошагал до перевернутой набок каски и с удовольствием понял, что и ошибся, и не ошибся одновременно. Лопух-новобранец попал в цель оба раза, но первая пуля прошла касательно, разорвав тонкую ткань и отрикошетив от крутизны стального горшка в том месте, где у человека находился бы висок. Вторая пуля попала почти точно в лоб, и под таким углом и на такой дистанции пробила сталь без труда. Будь в ней в это время рисоед-коммунист, ему снесло бы крышу черепа. Лейтенант облизнул потрескавшиеся от ветра и мороза губы и пожал плечами. Никого лучшего на эту должность он в ближайшие дни все равно не найдет, а поведение китайцев ему весьма не нравилось уже давно. От них можно было ожидать любой пакости, и лучше, чтобы рота была пополнена до штатного состава хотя бы к 30 января. Тогда есть шанс, что им удастся хорошо поработать, если коммунисты ограничатся локальным ударам по измотанному полку южнокорейцев и их батальону.
– Выберешь себе второго номера, – приказал он, вернувшись к ожидающему его рядовому с каской в руке. – И завтра же пойдешь к соседям, познакомишься с Большим белым мужчиной.
Он помолчал, дожидаясь то ли реакции молодого снайпера, то ли чего-то еще, и, не дождавшись, объяснил:
– Это прозвище снайпера роты "Е". Он уже полгода здесь.
Видел он все, что ты только можешь себе представить. Я попрошу их лейтенанта, пусть Большой сводит тебя на линию фронта, покажет, что к чему. Меня ты устроил. Посмотрим, устроишь ли ты коммунистов.
Узел 3
Начало февраля 1953 года
1 февраля 1953 года советский военный советник при флагманском минере военно-морских сил КНА товарищ До Вы, то есть капитан-лейтенант Вдовый, встретил в отличном настроении. Несколько дней он провел в Нампхо, затем еще несколько – в Соганге, потом снова день в Нампхо. Днем 31 января он вернулся в передовую военно-морскую базу Со-ганг и, едва ли выспавшись за обрывок ночи, к 2:30 следующего утра был уже на пирсе.
Импровизированный минный заградитель, в мирной жизни – безымянный кунгас, а теперь "Вымпел № 4", загружался минами с подъехавшего прямо к сходням грузовика. Взвод солдат-корейцев из батальона береговой обороны, разбившись на две бригады, аккуратно скатывал тележки с якорными минами заграждения с досок, выложенных наподобие огражденного перилами моста, трещавших и прогибающихся под их весом. Мины были старые, производства межвоенных лет, классического "образца 1916 года", то есть отлично знакомые Алексею еще с курсантских времен. Грузовик брал две таких мины, кунгас – шесть. Уговорить его командира взять хотя бы еще пару не удалось, и поскольку в море все равно предстояло выходить именно ему, а не военному советнику, то на этом и ограничились.
Весила каждая мина 750 килограммов, и, помня, как это было в те годы, когда они зелеными курсантами таскали эти мины по рельсам, Алексей мысленно сжался. Солдаты, натужно ухая, дружно вцепились в очередную тележку и достаточно ловко вкатили ее на палубу минзага, освещенного с берега парой прожекторов. Его двадцатилетний командир орал и размахивал шапкой. У него не было даже военной формы, но на корме его кораблика с флагштока свисал самый настоящий красный флаг. Впрочем, его можно было трактовать просто как "имею на борту взрывоопасный груз".
– Товарищ военный советник, – подошел сзади переводчик. – Товарищ капитан спрашивает, будут ли от вас какие-нибудь еще указания.
– Да, – кивнул Алексей. – Всех лишних немедленно убрать с пристани.
Он обернулся и увидел, что погрузка уже почти закончилась, – оставались последний грузовик и последняя мина. После этого капитан-лейтенант посмотрел в темное еще небо. Вызванная необходимостью ночной погрузки иллюминация может привести к тому, что все уважающие себя "ночники" слетятся к ним, как мотыльки. Причем вооруженные до зубов. И если зенитчики, дай бог, сумеют отогнать одиночку-охотника, то он, проникнувшись к ним почтением, в любом случае наведет на базу уже загруженное как следует и готовое к драке звено бомбардировщиков. А истребителей на прикрытие выхода убогого минзага никто не даст, можно даже не просить. Остается только молиться, чтобы свет никто не увидел. А корейцам – чтобы их посудина не попалась какому-нибудь шарящему между островами сторожевику.
– Уводите грузовик, как только они скатят, – сказал Алексей. – И всех лишних тоже уводите. Как только они закрепят все мины, немедленно свет долой. Если американцы налетят, здесь одно мокрое место от всех останется. Видывал я такое…
Он ожидал, что Ли направится к капитану и передаст ему совет, но переводчик вместо этого подбежал прямо к грузовику и сам прокричал что-то на своем чирикающем языке ждущему шоферу. Дождавшись, чтобы солдаты забросили доски в кузов, он, взмахнув рукой, выкрикнул несколько энергичных слов (отчего те разразились приветственными воплями), и все тут же трусцой побежали в сторону собственно порта. За ними покатил и сам грузовик.
Все-таки лейтенантское звание на войне – это достаточно много, даже на флоте. И даже при том, что Ли – китаец, а батальон корейский. Алексей уже знал, что имя Хао Мао, произнеся которое в первый раз, переводчик ждал от него улыбки, а то и насмешки, означает всего лишь Хорошая Шерсть. На севере Китая скотоводство было развитым, и его родители, небогатые крестьяне, назвали своего младшего сына на удачу. Еще одного лейтенанта, с которым Алексей успел познакомиться, – командира базирующегося на Соганг патрульного катера, звали в переводе на русский Крепкая Сталь. Можно было догадаться, что его отец был из рабочих.
– Давай! Давай! – прокричал с кунгаса высокий жилистый кореец в шапке, "уши" которой стояли торчком, как у зайца. Это само по себе придавало ему достаточно забавный вид, а выученное им за несколько часов подходящее русское слово сделало бы ситуацию окончательно комичной, если бы этот молодой офицер не должен был выходить в море уже через полчаса. Ставить мины между островами, в надежде на то, что на них подорвется какая-нибудь шхуна, везущая продовольствие и боеприпасы островным гарнизонам южнокорейцев – а если повезет, то и тральщик. И еще больше надеясь, что в процессе минной постановки его никто не обнаружит.
Погрузка уже заканчивалась. Не сумев поймать его взгляд, Алексей обернулся, и Ли тут же оказался рядом, дожидаясь новых указаний. Все же командиру минзага потребовалось еще несколько минут, чтобы тщательно проверить выстроившиеся на палубе мины, и только после этого он взбежал на пирс и молча остановился перед ними.
– Погрузка произведена недостаточно быстро, – высказался Алексей, глядя прямо перед собой. Ли перевел, и от военного советника потребовалось усилие, чтобы не посмотреть в лицо корейского моряка. – Если у вас будет такая возможность, я рекомендую тренироваться в погрузке до тех пор, пока вы не сумеете сократить ее время вдвое. Учебных мин нет, поэтому я попрошу товарища капитана обеспечить вас деревянными чурбаками. Значение тренировки вам понятно?
Только задав этот вопрос, он перевел наконец взгляд и встретился глазами с командиром "Вымпела № 4".
– Да, товарищ военный советник, – утвердительно кивнул кореец. – Я знаю, что мы плохо справились, но бойцы редко привлекались к подобным работам. У них мало опыта.
– Будут чаще, – пообещал ему Алексей, сумев наконец-то, улыбнуться с чистым сердцем. – Нам обещали мины и минные защитники. В сорока милях отсюда ходят корабли и суда интервентов, и если мы собираемся мешать им снабжать свои гарнизоны, высаживать десанты и разведгруппы, то нам всем придется воевать лучше, чем мы воюем сейчас. Погрузка мин – это тоже война.