Политрук слышал, как над головой стукаются в каменную стену, осыпая ракушечную пыль, пули противника.
— Жаркие дела, Важенин? — спросил тихо Корнилов.
— Не столь жаркие, сколь пыльные, товарищ политрук. В общем, воюем помалу. Теперь живем, раз подкрепление прибыло.
Со стены продолжали сыпаться известковые крошки, отбиваемые пулями.
— Товарищ политрук, вы глядите головы не поднимайте высоко. Это уровень жизни — запомните. Ниже-то они не достают.
— Ладно, давай создадим уровень смерти для гансов, — ответил Корнилов, рассчитав, что немцы не могут изменить угол обстрела, так как бьют поверх стены и близко к ней подойти не рискуют.
Приглядевшись, Корнилов заметил, что какой-то свет — очевидно, от далекого прожектора — проникает сейчас в галерею и позволяет кое-что разглядеть. Он, например, успел заметить, что над верхним краем стены поднялась рука с гранатой, прижался головой к полу за маленьким запасным каменным бруствером, где они лежали с Важениным, и тотчас услышал, как раздался взрыв. Над головой просвистели осколки. Корнилов уже сам собрался метнуть в ответ гранату, но передумал.
— Погоди, — шепнул он Важенину, — сейчас я им устрою фокус.
Фокус Корнилова заключался вот в чем: выждав момент, когда за стеной немецкий солдат поднял руку с гранатой, чтобы швырнуть ее через стену, Корнилов нажал спусковой крючок автомата, — немецкая граната с грохотом разорвалась по ту сторону стены, где раздались пронзительные крики, проклятия и стоны. Два раза проделывал свой фокус Корнилов, прежде чем фашисты догадались, что происходит с их гранатами.
— Ну и метко садите вы, товарищ политрук! — восхитился Важенин.
— Ничего, на глаз и на руку не обижаюсь, — скромно согласился Корнилов.
Вскоре к Важенину и Корнилову прибыло подкрепление во главе с неутомимым комиссаром Котло, который в этот день снискал прозвище: «Неисчерпаемый резерв командования».
Комиссар выслушал краткий перечень всего, что произошло на этом секторе, погоревал о Шустове, Москаленко и Сергееве, помолчал минуту, а потом подвел итоги:
— Что же делать, друзья мои! Без потерь не бывает. А в общем, дела обстоят неплохо. Я сейчас везде побывал: отовсюду гитлеровцев выгнали. Только здесь еще, у вас, застряли. Будем надеяться, что и тут ненадолго… — Он помолчал, потом вздохнул: — Неужели Москаленко взяли? Эх, досадно! Жаль старика…
Никто не знал, сколько времени уже длится бой. В горячке сражения люди не чувствовали ни голода, ни усталости, а час под землей было трудно определить. Здесь привыкли к медленному и неощутимому течению времени. Что из того, что уже над поверхностью каменоломен, пока внизу шел бой, сменился день, прошла долгая осенняя ночь и снова настал новый день? О часах просто не думали.
Оправившийся Володя вместе с другими пионерами после ликвидации пожара под землей получил задание: разносить на боевые посты еду, а потом снабжать партизан патронами, менять диски пулеметов. Женщины в оружейной мастерской смазывали, очищали от песка и пыли винтовки и пулеметы, а ребята носили оружие партизанам и получали от них засорившиеся, нуждавшиеся в чистке винтовки. Теперь ребята чувствовали себя в настоящем боевом деле. Они появлялись на самой линии огня, и тщетно партизаны отгоняли их в тыл. Мальчики подносили патроны, поили водой изнемогавших от жажды партизан, которые припадали сухими, запыленными ртами к фляжкам, с благодарностью похлопывали пионеров по спине и снова брались за горячие винтовки.
Попал наконец Володя и в сектор «Киев», где нашел своего наставника Корнилова. Лазарев с ударной группой в это время отправился через боковые галереи в обход немцам, проникшим здесь в глубину подземелья.