— Затем Корнилов скомандовал: — Звено, к рапорту построиться! Шесть шагов вперед!
Партизаны у входа в красный уголок расступились, и пятеро мальчиков, шагая в ногу, вошли в помещение уголка и замерли перед столом. Володя отделился от строя, вышел вперед, отсалютовал комиссару. В тишине раздался его громкий голос:
— Товарищ комиссар партизанского отряда! Особое отдельное пионерское звено имени Зябрева при партизанском отряде Старого Карантина прибыло в полном составе для оформления организации. Отсутствующих нет, все здоровы. Присутствует пять пионеров, из них двое только еще сейчас примутся… — Володя сбился, оглянулся на Корнилова, который ободряюще кивнул ему, и поправился: — То есть вступят. Рапортует командир звена и группы юных разведчиков — пионер Дубинин Владимир. Рапорт сдан.
— Рапорт принят, — отвечал комиссар и неслышно спросил командира: — Так, что ль, говорить-то надо? Лазарев, выручай, забыл уж я немножко.
— К принятию Торжественного обещания — звено, смирно! — скомандовал Володя и, четко повернувшись, отшагнул в строй, где снова сделал поворот на месте кругом.
— Емелин Георгий и Лазарев Владимир! — вызвал комиссар, поглядев в бумажку.
Десятилетний Жора Емелин и восьмилетний сын командира Вова Лазарев вышли к столу. Оба облизали пересохшие от волнения губы, подняли руки над головой. Семен Михайлович Лазарев, сам того не замечая, тоже непроизвольно облизал губы, поглядывая на сынишку.
И в тишине подземного уголка, освещенного подрагивающим светом мотоциклетной лампочки, раздались слова пионерского обещания, знакомые каждому школьнику, — торжественные слова, звучавшие прежде там, наверху, в светлых классах школ, в просторных залах заводских дворцов и клубов.
— Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик…
Мальчишеские голоса, произносившие эту священную клятву юных ленинцев, младших сынов революции, казалось, приподымали нависший над головами тяжелый известняковый свод.
— Обещаю, что буду твердо стоять… — громко произносили Жора Емелин и Вова Лазарев прерывистыми от волнения голосами, — за победу коммунизма…
А стоявший позади них крайним справа Володя беззвучно шевелил губами, повторяя каждое слово.
Захваченные светлой, торжественной значительностью этих минут, которых не могли омрачить глухо доносившиеся сверху взрывы, замерли столпившиеся у входа партизаны.
— Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином своей социалистической Родины!
Комиссар велел обоим мальчикам подойти ближе к столу.
— Членам Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Ковалевой Нине, Шульгиной Надежде поручаю надеть на вновь принятых в организацию юных пионеров красные галстуки, — сказал комиссар.
Нина и Надя взяли со стола галстуки и повязали их Жоре Емелину и Вове Лазареву, которые, скосив глаза на их руки, подняв подбородки и не дыша, принимали этот обряд посвящения в пионеры.
— А вам, — сказал комиссар, обращаясь к Володе Дубинину, Ване Гриценко и Толику Ковалеву, — вам, как активным боевым пионерам, я хочу сам надеть вот эти галстуки… — Он взял из рук приблизившегося к нему Корнилова три темно-алых, неровно скроенных, грубо обметанных на живую нитку треугольных куска материи. — Это, товарищи пионеры, галстуки не простые… Это совсем особенные и, я бы сказал, друзья, высокопочетные галстуки. Все вы видели боевое знамя, с которым пришли к нам товарищи моряки. Пули, осколки рассекли его и порвали. Этим знаменем мы укрыли прах нашего командира… Вечная ему слава! Помните, что говорится о красном пионерском галстуке? Сказано, что галстук пионера — это частица красного знамени.